Запах страха. Коллекция ужаса

Папа был очень умным, он делал самое лучшее мыло во всей долине. Все знали, как делать мягкое мыло. Для этого нужно полить водой золу, чтобы растворить в ней поташ. Потом пропустить воду через слой соломы, чтобы убрать из нее всю грязь. Добавить воду с поташом в кипящий животный жир. Дождаться, пока они остынут, и собрать пену. Это и будет мыло. Но на нашем участке имелось обнажение залежи соли, и папа стал экспериментировать: он добавил соль в кипящую воду и жир. Когда смесь остыла, она затвердела. Еще папа добавлял в мыло песок, и все думали, что в этом его секрет, но никто не мог изготовить твердое мыло, как у нас, потому что настоящий секрет был в соли. Папа взял с нас слово никому об этом не рассказывать.

Мы держали десять кур, лошадь, корову, овцу, собаку и кошку. Собака у нас была породы колли. И она, и кошка сами к нам пришли в разное время. Откуда они появились, мы так и не узнали. Еще мы разводили латук, горох, морковь, фасоль, картошку, помидоры, пшеницу и тыкву. Когда к нам на огород повадились кролики, нам пришлось построить прочный забор. Но птиц, которые клевали зерна, это не останавливало, поэтому папа выменивал твердое мыло на ткань и ставил навесы. Птиц они отпугивали, а кроликов, которые все равно пытались пробраться за забор, папа убивал. Он говорил, что их нужно убивать, чтобы спасти огород. К тому же их мясо очень вкусное, если его потушить.

Мы никогда не голодали. Папа вырыл под хижиной подвал, и всю зиму мы ели морковь, картошку и тыкву. Мама заготавливала на зиму горох и фасоль. Папа научил ее запечатывать воском крышки. У нас даже была старая яблоня, которая росла там еще до того, как мы поселились в долине. Мама делала самые лучшие яблочные пироги, и яблок было столько, что хватало даже на зиму. Мы все работали. Папа показал нам, что нужно делать.

Жаркими летними ночами, когда они с мамой учили нас читать по Библии, мы иногда слышали вой в горах. Ау-ау-ау-аууу. Они выли на луну. «Божьи собаки, — сказал как-то папа. — Так их называют индейцы». «Почему?» — спросила Джудит. «Потому что они почти невидимые, — ответил папа. — Только Бог может их увидеть».

«А как они выглядят?» — спросил Дэниел. «Глупый, — сказала я, — если только Бог их видит, откуда кто-то может знать, как они выглядят?» «Но пару раз люди их все же видели, — вставил отец. — Они коричневые. У них заостренные уши и хвосты с черными кончиками».

«А они большие?» — спросила Джудит, сидевшая у него на коленях. «Чуть больше Честера», — ответил папа. Так звали нашу собаку. «Весят они примерно тридцать фунтов, — рассказывал папа. — Они немного похожи на обычных собак, но отличаются от них тем, что во время бега хвосты у них опущены, а собаки бегают с поднятым хвостом».

«Похоже, кто-то хорошенько их рассмотрел», — сказала тогда я, и папа кивнул. «Я видел одну, давно, — сказал он. — До того как познакомился с вашей матерью. Я сидел один у костра. Она вышла из ночи и уставилась на меня из темноты с другой стороны костра. Наверное, ее привлек запах кролика, которого я жарил. Постояв там немного, она ушла. Но прежде чем раствориться в темноте, обернулась и посмотрела на меня через плечо укоризненно, как будто винила в чем-то».

«Ты испугался?» — спросил Дэниел.

«Пора спать», — сказала мама и посмотрела на папу. «Нет, — сказал папа, — я не испугался».

Тогда было полнолуние, и вой доносился с холмов несколько часов.

На следующий год не пошли дожди. У остальных фермеров пересохли колодцы, и им пришлось сниматься с места. Но растаявшего снега с гор хватило, чтобы наполнить наш ручей, и этой водой мы поливали огород. Однако осинам на склонах этого было мало. Они совсем высохли, и бывало, что из-за молний начинались пожары. По ночам склоны гор озарялись красным мерцанием. В долину опускался дым. Джудит было трудно дышать.

Наконец пошел дождь. «Господь смилостивился», — сказала мама, наблюдая за тем, как ливень разгоняет дым и гасит огни в горах. Утром после первого сильного мороза в хижину вбежал Дэниел. Лицо у него было совсем белое. «Папа, идем скорее!» — закричал он.

Наша овца лежала посреди луга с растерзанным горлом. Живот ее был разодран. Кругом валялись окровавленные клочки шерсти. Остальные животные дрожали в стороне.

Я видела, как у папы на шее вздулись вены, когда он побежал на холм. «На ночь закроем корову и лошадь в загоне у хижины, — сказал он. — Тут еще осталось мясо. Рут, — обратился он ко мне, — сбегай домой, принеси топор и нож. Мы с Дэниелом разделаем тушу. Принеси ножницы, — сказал он маме. — Снимем с нее шерсть».

На следующий день утром папа велел нам сидеть дома, а сам пошел проверять оставшуюся живность. Не возвращался он долго. Мама то и дело подходила к нашему единственному окну. Я слышала, что папа во дворе копал землю. Когда он пришел, лицо у него было хмурое. «Кур больше нет, — сказал он. — Всех перебили. — Он повернулся к маме. — Остались только головы и перья. Тебе даже на суп не хватит. Я их закопал». «А яйца?» — спросила мама. «Нет», — ответил он.