Запах страха. Коллекция ужаса

Селкерк посмотрел на чашку, потом снова на смеющуюся женщину. Судя по виду и обстановке комнаты, она не бывала в городе, но явно выходила наружу, чтобы собирать ракушки и камни. В результате ее кожа сохранила смуглый континентальный оттенок. Вне всякого сомнения, она была красива.

— Простите, — сказала она, встретившись с ним взглядом. — Просто, кроме меня, давно никто не пил из моих чашек. Непривычно. Идемте. — Она пошла по левой стороне платформы. Селкерк проводил ее взглядом, потом двинулся в противоположном направлении, мимо стола, и встретился с женщиной на обращенной к морю стороне платформы, у плетеных кресел. Не дожидаясь его, она наклонилась, подняла с ковра кукольную монашку, у которой повязка на голове скрывала почти все лицо, как бандитская маска, и села в правое кресло. Монашку она прижала к бедру, как кролика.

Кому, подумал Селкерк, предназначалось второе кресло в обычные дни? Очевидный ответ успокоил и одновременно опечалил его, поэтому он решил, что выжидать бессмысленно.

— Миссис Маршант…

— Следите за манерами, мистер Селкерк, — сказала женщина и снова улыбнулась ему. — Сестры не любят, когда им читают нотации.

Он не сразу понял, что она дразнит его. И не так, как Амалия. Вернее, не совсем так. Амалию это не веселило. Он сел.

— Миссис Маршант, у меня плохие новости. Вообще-то это не такие уж плохие новости, но сначала вам так может показаться. Я знаю… То есть, мне кажется, я понимаю… что должно означать для вас это место. Я одно время жил здесь, в городе, и мне известна ваша история. Но вам не нужно здесь оставаться. Есть ведь и более важные соображения, чем вы и ваше горе, верно? В море все еще плавают корабли, и…

Миссис Маршант чуть наклонила голову и обвела глазами его лицо, так медленно, что ему показалось, будто он почувствовал прикосновение ее взгляда, легкое, как влага в воздухе, но теплее.

— Не могли бы вы снять шляпу?

Она опять его дразнит? Но она не улыбалась. Испытывая крайнее беспокойство, Селкерк поставил чашку на пол у ног и стащил с головы мокрую шляпу. Тут же на лоб и уши упали пушистые, как шерсть пуделя, пряди.

Миссис Маршант сидела совершенно неподвижно.

— Я забыла, — наконец произнесла она. — Разве не смешно?

— Прошу прощения?

Вздохнув, она откинулась на спинку кресла.

— Как выглядят мужские волосы при дневном свете. — Потом она подмигнула ему и шепнула: — Монашки возмущены.

— Миссис Маршант, время пришло. Служба маяков… наверное, вы слышали о такой… приняла решение…

— У нас тогда была собака, — сказала миссис Маршант, и ее взгляд устремился к окнам.

Селкерк закрыл глаза, чувствуя, как тепло чая разливается внутри, и слыша тоску в голосе смотрительницы. Когда он снова открыл глаза, миссис Маршант все еще вглядывалась в горизонт.

— Собаку мы назвали Льюис. В честь моего отца, который умер в море, когда мы с матерью плыли сюда из Лиссабона. Чарли подарил мне пса.

После этих слов Селкерк замер. И дело было не в истории, которую он уже слышал от Амалии и которую помнил, дело было в том, как женщина произнесла имя мужа.

— Чарли не нужно было работать. Его семья построила половину кораблей, которые когда-либо отплывали от этого берега. Он говорил, что просто хочет, чтобы его друзья благополучно возвращались домой. И, я думаю, ему нравилось жить на маяке. Особенно со мной. И с моими девочками.

— Парень не дурак, — пробормотал Селкерк и, с удивлением поняв, что произнес это вслух, покраснел.

Но смотрительница только кивнула.

— Да. Он был умным. Еще он был безрассудным. Нет, неправильно… Он любил… играть в безрассудство. В дождь он привязывал себя к перилам вон там. — Она махнула рукой в сторону тонкой полосы металла, которая опоясывала платформу за окнами с наружной стороны. — Он говорил, это все равно что плыть под парусом, не выходя в море. И не расставаясь со мной.

— Он тоже был религиозен, как вы? — Вопрос вырвался у Селкерка непроизвольно и, похоже, удивил миссис Маршант. — Это все… — пробормотал Селкерк и показал на ковер, на игрушечный монастырь.

— О, это всего лишь привычка, — сказала она. Снова улыбнулась, но не так, как Амалия, и дождалась, пока он понял смысл шутки. После чего продолжила: — Мы с матерью получали дополнительный доход, делая кукол для школы Святого Сердца Марии. Они отдавали их бедным девочкам. Тем, которые были беднее, чем мы.

Жар ее взгляда усилился на его щеке, как будто он наклонился ближе к свече. Это ощущение почему-то раздражало его, заставляло нервничать.

— Но он бросил вас. — Слова его прозвучали грубее, чем он рассчитывал. — Ваш муж.

Губы миссис Маршант медленно раскрылись.

— Он собирался взять меня. Братья Кэндалл (Кит был его лучшим и самым старым другом, а Кевина он знал с самого рождения) хотели, чтобы мы оба отправились с ними. Это было в 1837 году. В единственный погожий январский день, который я видела здесь. Было очень тепло, мистер Селкерк, и киты ушли на зиму.