«Ничего не скажешь, — с едкой горечью думает Хелен, — подсластил пилюлю, которая сведет меня в могилу». Хелен напоминает себе: она пришла сюда не для того, чтобы наказать этого человека — хотя это доставило бы ей огромное удовлетворение, — а для того, чтобы удержать его.
— Тогда женись на ней, но сохрани свою тайную любовь ко мне. — Она намеревалась произнести эту фразу соблазнительным шепотом, но та прозвучала как требование, повеление.
Он отвел взгляд, и Хелен с ужасом поняла, что проиграла.
— У нас с тобой… — говорит Андерсон, — все пошло скверно с тех пор, как ты уехала с Мальты.
«Что, теперь, когда ты уже не можешь обладать мною два раза в неделю в уютной роскошной гондоле, я тебя больше совсем не интересую?» Она крепко сжала губы.
— Ты понимаешь, рано или поздно про нас все равно узнали бы. Люди все замечают. Даже твой крепколобый муженек не вечно будет прятать голову в песок.
Словами этот спор не выиграешь, но у нее есть другое оружие.
— Дай мне сигарету. — Она протянула руку. — Я тебя шокировала? — усмехнулась она, видя, что он не отзывается. — Считаешь меня фривольной?
Нелепость определения доходит до него; оба улыбаются. Он раскуривает для нее сигарету, и она затягивается, не закашлявшись; от дыма у нее в горле остается ощущение горечи и раздражения.
— Никогда еще не видел курящую женщину.
— В самом деле? Фидо курит как портовый грузчик.
Он недоверчиво посмотрел на нее:
— Ты про свою подругу Фидо?!
— О, не думаю, что ей подходит название подруги, — небрежно говорит Хелен. — Она отказалась от меня из-за вопиющей лжи, которую я нагородила о тебе. Больше у меня нет ни одного друга в целом мире.
Андерсон поцеловал ее, на этот раз более страстно.
— Тебе нравится? — спросила она, восстанавливая дыхание.
— Гм… Примерно как поцеловать грузчика.
Она рассмеялась.
Андерсон пристально посмотрел на нее, затем прижался лицом к ее корсажу, лихорадочно шаря рукой под ее тонкими шелковыми юбками. «Некоторые женщины находят эту животную страсть мужчин отвратительной, — размышляет Хелен, соскальзывая на мягкий диван без чехла. — Но разве все мы не примитивные животные?»
О, сможет ли она когда-нибудь жить, не ощущая на себе жаркого тела этого человека, его порывистых и энергичных ласк? Она вдруг думает про мужа, про его длинные белые ноги, вялые руки, его безразличие и холодность. Гарри никогда вот так не овладевал ею, даже в брачную ночь; никогда не смотрел ей в глаза с такой отчаянной страстью. Ее душит ярость при мысли об адмирале, ожидающем ее на Экклестон-сквер, с газетой, за которой он прячется, как за щитом, с его ненавистной изжогой.
Но нет, она не станет в этот волшебный, сказочно прекрасный момент думать об остывших котлетах и старых ссорах. Хелен выбросила все из головы и вернулась на этот скрипучий диван, к этому восхитительному ощущению слияния с любимым. «Все будет хорошо, — сказала она себе, торжествуя, — теперь все будет хорошо! Этот человек хочет меня и всегда будет хотеть: никакой брак этому не помешает, ни мой, ни его!» Обжигающая плоть, вздувшиеся мышцы, каждое движение — это клятва, подписанная и скрепленная печатью.
Глава 7
УХОД
Если друг просит свою даму снять шаль и капор, это позволительно, если не мешает дальнейшим планам… Во время таких визитов следует держаться весело и непринужденно, а темы для беседы должны быть такими, чтобы ее можно было легко прервать.
— Это не журнал, а ненасытное животное, которое буквально пожирает деньги! — простонала на следующий день Эмили Дэвис, сидя в кабинете Фидо в издательстве «Виктория-пресс». — Я так хочу уйти, что готова откупиться собственным кошельком!
— Между прочим, мисс Паркес всегда жалуется, что «Журнал» отнимает у нее здоровье, — заметила Фидо. — Но несмотря на это, ни за что не передаст руководство им другому человеку со свежими идеями. Но не вечно же будет миссис Бодишон поддерживать нас своими средствами?
— Да уж, — согласилась Эмили Дэвис. — В свой последний визит она сказала мне, что у мисс Паркес преувеличенное представление о значении «Журнала». Но, вы понимаете, их долгая дружба…
Последовала долгая неловкая пауза. Ее прервала Фидо: