Откуда-то из глубины души поднялась дикая, какая-то чуждая мне волна бешенства. Да как он смеет?! Мало того, что едва не оставил меня лысой, так еще и смеет насмехаться!
— Я не пытаюсь, — цежу в ответ, — я приказываю — выметайся из моей спальни.
— Успокойся, — коротко бросает он и уходит.
А на меня внезапно находит абсолютное смирение. Оно будто тонкой кисеей опутывает сознание и я четко осознаю, что это спокойствие не мое.
«Мамочки, что происходит? Где я, кто я и почему это происходит со мной?».
— Так, встаем и осматриваемся, — проворчала я и начала сползать с этой огромной постели.
Сев на краю постели, я осторожно ощупала голову. Так, в пользу потери памяти говорят густые и длинные волосы. Цвет по-прежнему мой, пшенично-золотой, а вот стрижка пропала. Зато нет ни ссадин, ни царапин, значит, по голове меня не били.
На всякий случай ощупываю лицо. Кожа гладкая, гематом, шрамов или чего-то подобного тоже не появилось. Это хорошо. Потому что чистая кожа всегда была моей гордостью.
Что ж, если никаких повреждений нет, то головной болью можно пренебречь. Перво-наперво надо найти ноутбук и посмотреть сообщения в соцсетях. Уж там-то я все о своем забытом прошлом вызнаю.
Встав, я довольно прищурилась — босые ноги коснулись теплого деревянного пола. На изящной прикроватной тумбочке стояла фотография в вычурной рамке. Какая-то незнакомая, но очень похожая на меня девушка и та самая синеглазая волчица. Причем на фото сидящий зверь был девице по плечи. Интересно.
Ковер, продолговатая тумба, внутри которой оказалось огромное количество старых, потрепанных книг. На столешнице коллекция фарфора и тарелка с орехами. И открытая книга, которую я немедля взяла в руки.
— Злейшее волхвание во крови таится, — прочитала я трижды подчеркнутую фразу. Жутковато.
Слева от постели был выход на широкий балкон, залитый солнечный светом. Это было видно сквозь драпировки. Но выходить я поостереглась, мало ли что за окном, а я в дезабилье.
— А мои апартаменты огромны, — присвистнула я, обнаружив задрапированный вход в небольшой кабинет. — Надеюсь, не мне приходится все это обихаживать, стирать и стряхивать пыль.
«Интересно, чем дело кончилось с той псиной? Оттаскала я Нинку за косы или спустила на тормозах? Если меня прямо из больницы миллионер забрал, то могла и забыть про соседку», подумалось мне.
Почему я решила, что мой богатый внутренний мир опять подцепил большого босса? А потому что эта огромная спальня была до последней черточки выдержана в стиле тяжелой, давящей роскоши барокко. Обилие портьер, сияющий жемчужный шелк на стенах, изящное трюмо и вычурные канделябры. Все это было сделано весьма добротно и никакое ДСП и рядом не валялось.
Еще мне не давала покоя фраза моего муженька — не затягивай с выздоровлением. А что, это можно как-то контролировать?! Что-то вроде «Хэй, организм, если за сегодня справишься, то завтра употребим торт на двоих, только ты и я!»? В любом случае я не затянула. Меня немного пошатывало, но от головной боли не осталось и следа. В целом я чувствовала себя почти превосходно.
Дальнейшие исследования показали — розеток нет. Устало отдуваясь, я плюхнулась на низкий пуф и взглянула в зеркало. Чтобы обмереть от ужаса — в гладкой зеркальной поверхности отражалось все, кроме меня. Тоненько всхлипнув, я передвинула пустую вазу, стоявшую на трюмо. Передвижение, как и положено, отразилось. А я — нет.
— Прекраснейшая леди желает подобрать наряд? — мурлыкающий голос из зеркальных недр едва не сделал меня заикой. А уж проявившаяся кошачье-человеческая рожа и вовсе заставила слететь с пуфика и им же замахнуться. Правда, запал эмоций практически моментально подернулся искусственной кисеей спокойствия.
— О, так значит моей леди удалось задуманное? — морда приняла откровенно глумливое выражение. — Значит так, письмо зашито в центральную подушку. Если появятся вопросы — договоримся о цене.
— Разобью и даже не вздрогну, — выдавила я и медленно опустила свое импровизированное оружие.
— Я слишком дорого стою, — рожа оскорбленно отвернулась.
— А я стою еще дороже, — огрызнулась я и добавила, — что здесь происходит?
— Найди письмо, бестолковая, — рожа исчезла, а зеркало отразило юную красотку.
Не сразу до меня дошло, что эта красотка — я. Причем такая, до икоты похожая на себя-прошлую. Тонкие черты лица, большие глаза и немного узковатые губки. Я их всегда подкрашивала так, чтобы визуально казались пухлее. Мама меня всегда утешала, что с такими губами легко показать человеку свое недовольство.
«Ты когда губы поджимаешь, сразу становишься похожа на строгую учительницу», смеялась мама.
— Грудь у меня была больше, — вздохнула я.
Вернувшись в постель, я принялась прощупывать центральную подушку. Нащупать удалось только странноватую застежку, и уже после, в груде пуха, я выудила увесистый мешочек. Эм, он, конечно, тяжелый, но на письмо не тянет.