Запертая комната. Убийца полицейских. Террористы

Но это все было в среду, а в четверг, примерно через час после беседы с парнями из зловонного фургона, Мартин Бек снова подошел к дому на Тулегатан. Вообще-то, его рабочий день кончился, но ему не хотелось идти домой. Он опять поднялся на третий этаж, остановился и перевел дух. А заодно еще раз прочел надпись на овальной табличке. На белой эмали – зеленые буквы:

РЕЯ НИЛЬСЕН

Электрического звонка не было, но с притолоки свисал шнурок.

Мартин Бек дернул его и стал ждать.

Колокольчик послушно звякнул. И никакой реакции.

Дом был старый, и через ребристые стекла в створках дверей Мартин Бек видел свет в прихожей. Видимо, дома кто-то есть; когда он приходил днем, свет не горел.

Выждав немного, он снова дернул за шнурок. На этот раз после звонка послышались торопливые шаги, и за полупрозрачным стеклом возник чей-то силуэт.

У Мартина Бека давно выработалась привычка первым делом составлять себе общее представление о людях, с которыми его сталкивала служба. Или, выражаясь профессиональной прозой, регистрировать приметы.

Женщине, которая открыла дверь, на вид было не больше тридцати пяти, но что-то подсказывало ему, что на самом деле ей около сорока. Рост невысокий, примерно метр пятьдесят восемь. Плотное телосложение, но не толстая, а скорее ладная и подтянутая. Черты лица энергичные, не совсем правильные; строгие голубые глаза смотрели на него в упор, обличая человека решительного и смелого. Волосы светлые, прямые, коротко остриженные; в данную минуту – мокрые и нерасчесанные.

Он уловил приятный запах какого-то шампуня, скорее всего растительного. Одета она была в белую тенниску и поношенные джинсы, блеклый цвет которых свидетельствовал, что они не один десяток раз побывали в стиральной машине. Тенниска на плечах и груди влажная: видно, только что надела.

Так… Плечи сравнительно широкие, бедра узкие, шея короткая, загорелые руки покрыты светлым пушком. Босая. Ступня маленькая, пальцы прямые, как у людей, предпочитающих носить сандалии или сабо, а то и вовсе обходиться без обуви.

Мартин Бек поймал себя на том, что рассматривает ее ноги с таким же профессиональным вниманием, с каким привык штудировать следы крови и трупные пятна, и перевел взгляд на ее лицо. Глаза пытливые, брови чуть нахмурены…

– Я мыла голову, – сказала она.

Голос был несколько хриплый, то ли от простуды, то ли от курения, то ли просто от природы.

Он кивнул.

– Я кричала: «Войдите!» Два раза кричала. Дверь не заперта. Когда я дома, обычно не запираю. Разве что отдохнуть захочется. Вы не слышали, как я кричала?

– Нет. Вы – Peя Нильсен?

– Да. А вы из полиции?

Мартин Бек не жаловался на смекалку, но сейчас он явно встретил человека, способного дать ему несколько очков вперед. В несколько секунд она верно классифицировала его и к тому же, судя по выражению глаз, уже составила себе мнение о нем. Какое именно?

Конечно, ее слова можно объяснить тем, что она ждала гостей из полиции, да только на это не похоже.

Мартин Бек полез в бумажник за удостоверением. Она остановила его:

– С меня достаточно, если вы назовете себя. Да входите же, черт возьми. Насколько я понимаю, у вас есть разговор ко мне. А разговаривать, стоя на лестнице, ни вам, ни мне не хочется.

Мартин Бек опешил, самую малость, что случалось с ним крайне редко.

Хозяйка вдруг повернулась и пошла в глубину квартиры, и ему оставалось только следовать за ней.

С одного взгляда трудно было разобраться в размерах и планировке, но он заметил, что комнаты обставлены со вкусом, хотя и старой разномастной мебелью.

Приколотые кнопками детские рисунки свидетельствовали, что хозяйка живет не одна. Кроме этих рисунков, стены украшала живопись, графика, старые фотографии в овальных рамках, а также вырезки из газет и плакаты, в том числе портреты Ленина и Мао, но в основном все это было, насколько он понял, безо всякой политической подоплеки. Много книг – и не только на полках, внушительная коллекция пластинок, стереопроигрыватель, две старые, хорошо послужившие пишущие машинки, кипы газет и горы бумаг, главным образом соединенных скрепками, ротаторных копий, смахивающих на полицейские донесения. Скорее всего, конспекты; стало быть, хозяйка где-то учится.

Другая комната явно была детской; судя по царившему в ней порядку и аккуратно застеленным кроватям, обитатели ее находились в отлучке.

Что же, лето есть лето, большинство детей сколько-нибудь обеспеченных родителей отдыхают в деревне, вдали от отравленного воздуха и прочих язв города.

Она оглянулась на него через плечо – довольно холодно – и сказала:

– Ничего, если потолкуем на кухне? Или вас это не устраивает?

Голос не приветливый, но и не враждебный.

– Сойдет.

Они вошли на кухню.

– Тогда присаживайтесь.

Шесть стульев – все разные и все окрашенные в яркие цвета – редкой цепочкой окружали большой круглый стол. Мартин Бек сел на один из них.

– Одну минуточку, – сказала хозяйка.

В ее поведении сквозила какая-то нервозность, но Мартин Бек решил, что просто такой у нее характер. Возле плиты на полу стояли красные сабо. Она сунула в них ноги и, громко топая, вышла из кухни.