– Чего нет, того нет. За последние три года даже ни одной драки не было. Правда, зимой кто-то взломал дверь на чердак и утащил разный хлам. Пришлось обратиться в полицию, страховые компании этого требуют. Из полиции никто не пришел – им некогда было, – но страховку я получила. Главное – формальность соблюсти.
Она почесала затылок:
– Ну, так что тебе надо?
– Потолковать об одном из жильцов.
– Из моих жильцов?
Она нахмурилась. В интонации, с которой было произнесено слово «моих», сквозило удивление и беспокойство.
– Из бывших жильцов, – пояснил он.
– В этом году только один переехал.
– Свярд.
– Правильно, жил у меня один по фамилии Свярд. Переехал весной А что с ним?
– Умер.
– Его убили?
– Застрелили.
– Кто?
– Возможно, самоубийство. Но мы в этом не уверены.
– Послушай, а нельзя нам разговаривать как-нибудь попроще?
– Пожалуйста. Что вы подразумеваете? Чтобы я тоже перешел на «ты»?
Она пожала плечами:
– Терпеть не могу официальный тон, тоска смертная. Нет, конечно, я могу быть весьма корректной, если необходимо. А могу и пококетничать – принарядиться, накрасить губы, подвести глаза.
Мартин Бек слегка растерялся.
– Чаю хочешь? – вдруг предложила она. – Отличная штука – чай.
Он был не прочь, однако ответил:
– Зачем же столько хлопот, не надо.
– Пустяки, – возразила она. – Вздор. Погоди малость, я и поесть что-нибудь придумаю. Горячий бутерброд будет очень кстати.
От ее слов у него сразу разыгрался аппетит. Она продолжала говорить, предваряя его отказ.
– От силы десять минут. Я постоянно что-нибудь стряпаю. Это так просто. И даже полезно. Почему не доставить себе удовольствие. Когда на душе совсем погано, приготовь что-нибудь вкусненькое. Вскипячу чайник, хлеба поджарю, а там можно и потолковать.
Мартин Бек понял, что отказываться бесполезно. Видно, эта маленькая женщина не лишена упрямства и силы воли, умеет на своем настоять.
– Спасибо, – покорно произнес он.
Она уже действовала. С шумом, с грохотом, но толково и быстро.
Мартин Бек никогда еще не видел такой сноровки, во всяком случае в Швеции.
Семь минут ушло у нее на то, чтобы приготовить чай и шесть ломтей поджаренного хлеба с тертым сыром и кружками помидора. Пока она молча трудилась, Мартин Бек пытался сообразить, сколько же ей все-таки лет.
Садясь напротив него, она сказала:
– Тридцать семь. Хотя большинство находят меня моложе.
Мартин Бек оторопел.
– Как ты угадала?..
– А что, ведь верно угадала? – перебила она. – Ешь.
Бутерброды были очень вкусные.
– Я вечно голодная, – объяснила Рея. – Ем десять, а то и двенадцать раз в день.
– Обычно у людей, которые едят десять, а то и двенадцать раз в день, возникают проблемы с весом…
– И ни капельки не толстею, – сказала она. – А хоть бы и потолстела. Плюс-минус несколько килограммов ничего не меняют. Во всяком случае, я не меняюсь. Правда, если не поем, огрызаться начинаю.
Она живо управилась с тремя бутербродами. Мартин Бек съел один, подумал и взял второй.
– Похоже, у тебя есть что сказать о Свярде, – сказал он.
– Пожалуй…
Они понимали друг друга с полуслова. И почему-то это их не удивляло.
– У него был какой-нибудь заскок?
– Вот именно, – подтвердила Рея, – с причудами мужчина, большой оригинал. Я никак его не могла раскусить и была только рада, когда он переехал. Что же с ним все-таки приключилось?
– Его нашли в его квартире восемнадцатого июня. Минимум полтора месяца пролежал мертвый, а то и больше. Вероятно, два.
Она поежилась.
– Кошмар. Пожалуйста, не надо подробностей. Я слишком впечатлительна, чтобы всякие ужасы слушать. Потом еще приснится…
Он хотел сказать, что она может быть спокойна на этот счет, но понял, что в этом нет надобности. Тем более, что она уже продолжала:
– Одно могу сказать тебе точно.
– Что именно?
– В моем доме ничего подобного не случилось бы.
– Это почему же?
– Потому что я бы этого не допустила.
Она подперла ладонью подбородок, так что нос оказался между средним и указательным пальцами. У нее был довольно крупный нос, руки крепкие, ногти острижены. Глаза строго смотрели на Мартина Бека.
Вдруг она поднялась и подошла к полке. Покопалась, отыскала спички, сигареты и закурила, глубоко затягиваясь.
Потом потушила сигарету, съела еще один бутерброд и, понурила голову, положив локти на колени. Наконец подняла взгляд на Мартина Бека.
– Может быть, я не упасла бы его от смерти, но, во всяком случае, он не пролежал бы так два месяца. И двух дней не пролежал бы.
«Да уж наверно», – сказал себе Мартин Бек.
– Квартиросдатчики в этой стране, – продолжала Рея, – последняя сволочь. Что поделаешь, строй поощряет эксплуатацию.
Мартин Бек прикусил нижнюю губу. Он ни с кем не делился своими политическими взглядами и вообще избегал разговоров с политической окраской.