- Вот умница. И полдюжины других. Кинофильмы. Романы. Он основал творческую колонию в Нью-Маверике - для писателей, художников, музыкантов. Не говори, что никогда не слышал о фестивале в Нью-Маверике.
- Не слышал.
- Любой взрослый, живущий в пределах двух сотен миль, каждый год ездит на фестиваль, - сказал Эдди. - Вот раздолье для любителей поразвлечься. Я сам из числа паломников. Напомни, я как-нибудь расскажу тебе об этом, когда Софи не будет поблизости. Но вернемся к твоему вопросу - Джон Уиллард, добрый ангел Нью-Маверика, был убит там летом сорок первого. Он играл на фортепиано в полночь. В чаще лесов. - Эдди рассмеялся. - Не могу избавиться от излишней красивости. Открытая эстрада. На фестивале дают полуночный концерт. Джон Уиллард как раз начал Бетховеном, когда кто-то снес ему голову из дробовика. Мило и непонятно. Пять тысяч людей, все в костюмах и масках, пять тысяч свидетелей! Естественно, полиция так и не нашла убийцу. Одно из наших величайших нераскрытых преступлений. Случись оно в другое время, шума было бы гораздо больше. Джону Уилларду прострелили голову, понимаете ли, но в это время пала Франция, Британия тряслась на плечах Черчилля, а потом Пёрл-Харбор. Так легко оказалось забыть о Джоне Уилларде. Только, кажется, дочка его не забыла.
- Дочь Уилларда?
- Ей было три месяца, когда старика кокнули. Теперь ей двадцать один, и она только что унаследовала кучу бабок. Похоже, она наняла твоего друга Эда Брока три месяца назад, чтобы он приехал в Нью-Маверик и занялся этим старым делом. Кому-то такая идея не понравилась. Брок напоролся в лесу на засаду. Его нашли через полутора суток: голова пробита, левая рука сломана, и к тому времени уже началось заражение, так что руку пришлось ампутировать. И внутри что-то отшибли. - Даже беззаботному Эдди, кажется, было немного не по себе. - Я ездил туда, Дэйв. Вместе со старым убийством получался хороший сюжет. Ему крупно не повезло, этому Броку. Лучше бы ему умереть.
- В каком смысле?
- В том смысле, что он - ничто, малыш; овощ. Не говорит. С ним нельзя общаться. Он никого не узнает. Он просто кусок мяса, который в инвалидном кресле выкатывают днем на солнышко, а вечером закатывают обратно в дом.
- А есть какая-то надежда?
- Ноль, - сказал Эдди. - Если он твой приятель, поставь за него свечку и помолись, чтобы Господь прибрал его.
Это в самом деле беда!
- А того, кто это сделал, нашли? - спросил я Эдди.
- Малый, который это сделал, - ответил он, - прятался двадцать один год со времени прошлого убийства. Он научился это делать.
- Брок, должно быть, что-то раскопал.
- Все, что он узнал, останется при нем, Дэйв. Навсегда.
- Ты встречался с его женой, когда был там?
- Славная девочка. Славный сынишка лет восьми. И славный маленький ад для него и для нее. Представляю, как ей спится по ночам.
- Я тоже, - ответил я. Я услышал все, что мне нужно было знать. Но Эдди еще не закончил.
- Не только потому, что ей приходится ухаживать за мужем, в котором не осталось ничего человеческого, - продолжал он. - Я просто вижу, как этот подонок, который убил Джона Уилларда и позаботился об Эде Броке, сидит в кустах, гадая, не окажется ли он в дураках, оставив миссис Брок в покое. Возможно, сейчас она слишком боится, чтобы начать говорить, - боится за себя и боится за ребенка. Но вдруг однажды она наберется храбрости и расскажет все, что знает. Этот злодей сидит там и думает - и может сегодня или завтра решить, что рисковать не стоит. Готов поспорить, он следит за ней, - может быть, ежедневно, когда привозит молоко, или останавливает школьный автобус, чтобы отвезти ее ребенка, или приходит осмотреть ее мужа; "доктор, нотариус, торговец, полицейский". Кто угодно. Понимаешь, что я хочу сказать, Дэйв?
Гарриет, посылая мне письмо, предполагала, что мне все это известно. Переговорив со своим шефом, я условился, что возьму небольшой отпуск, который мне полагался в ближайшее время. К счастью, накануне я как раз закончил дело, которым занимался. Я послал Гарриет телеграмму, что буду в Нью-Маверике после обеда.
До отъезда у меня не хватило времени выяснить подробности старого дела Уилларда. Сначала надо сделать вещи более важные. Гарриет, наверное, было очень трудно решиться написать мне. А сейчас главное - приехать к ней, чтобы она поняла: я помогу ей, как она надеялась.
Последние девять с половиной лет я украшал себе жизнь маленькими радостями. Одной из них был белый "ягуар" с откидным верхом модели пятьдесят восьмого года. Он прошел сорок тысяч миль, когда я купил его, но, говорят, на "ягуаре" можно проехать двести тысяч, прежде чем понадобится его просто проверить. Он работал как швейцарские часы. Я получал чисто физическое удовольствие, когда вел его, - четыре скорости и мощный двигатель, который мог унести тебя как ракета, если понадобится. Я собрал вещи на три-четыре дня, погрузил их в "ягуар" и около часу дня направился к Беркширским холмам, рассчитывая приехать в Нью-Маверик примерно к половине четвертого.