«19 октября 1919 года.
Генералу барону Врангелю.
По приказанию Главнокомандующего сообщаю:
1. финансирование военного бюджета лежало и лежит на нас. Следовательно, в зависимости от наличия денежных знаков должна нами производиться своевременно всякая расплата за продукты;
2. против передачи довольствия Кавказской армии Кубани – возражений нет;
но, кроме того, Кубань должна отпускать, за соответствующее вознаграждение, довольствие и для других частей Вооруженных Сил на Юге России, в размере, определяемом Главнокомандующим.
Все равно специальное довольствие и продовольствие кубанских частей на других фронтах будет из общероссийских источников.
3. Реквизиционные и ремонтные комиссии на Кубани будут закрыты, но возврата уже закупленных лошадей не будет.
В армии огромный некомплект конского состава; кроме того, число закупленных на Кубани лошадей не превышает числа лошадей, закупленных для кубанских частей (корпус Шкуро) 1-ым Кубанским корпусом и Кавказской армией на территории вне Кубани.
4. неся все финансирование и распределяя захваченное по всем фронтам, при этом преимущественно на нужды того же фронта, где захвачено, Главнокомандующий не может допустить организованного грабежа, в какой несомненно вылилось бы предложение.
5. относительно откомандирования в войско казаков, уже отдано приказание за № 58.
6. вопрос о приеме в неказачьи части казаков (офицеров и казаков) – по сношению штаглава с атаманом, но окончательное решение принадлежит Главнокомандующему.
7. о передаче мобилизации иногородних войск – Главнокомандующий категорически отклоняет.
Тотчас по приезду в Царицын я решил проехать в конную группу, чтобы лично выбрать те части, которые предполагалось отправить в Екатеринодар. Генерал Покровский просил меня о назначении 2-го Уманского полка, входившего в состав его корпуса. Мне было в то же время необходимо переговорить по целому ряду вопросов с только что вступившим в командование конной группой, командиром 2-го Кубанского корпуса генералом Топорковым.
Генерал Улагай за последнее время под влиянием непрерывных тяжелых боев окончательно изнервничался, переходил мгновенно от большого подъема к полной апатии, обижался и раздражался от всякой мелочи. Обидевшись по какому-то поводу на генерала Шатилова, генерал Улагай просил освободить его от командования корпусом. Я пытался было его отговорить, однако, в виду его дальнейших настояний и сознавая, что в настоящем его душевном состоянии он уже к работе мало пригоден, в конце концов согласился. На должность командира 2-го корпуса, взамен генерала Улагая, я ходатайствовал о назначении генерала Науменко.
Я нашел полки значительно пополненными и в прекрасном виде; однако, из разговоров со старшими начальниками вынес убеждение, что, увеличившись численно, части изменились в худшую сторону. Присланные за последнее время Кубанью пополнения в значительной мере состояли из тех казаков, которые в тяжелые июльские дни, пользуясь безвластием в крае, укрылись в тылу. Ныне эти шкурники вернулись, значительно развращенные усилиями самостийников.
Переговорив с генералом Топорковым и ближайшими его помощниками, я наметил для переброски в Екатеринодар бригаду полковника Буряка, не успевшую еще получить пополнений, малочисленную, но крепкую духом.