Записки

«27 октября 1919 года.

Глубокоуважаемый Александр Сергеевич,

Я препроводил Вам копию с письма моего генералу Покровскому от 21 октября, из коей явствует мое несочувствие к вооруженному вмешательству во внутренние дела Кубани. С одной стороны неполная уверенность в войсках, успевших значительно развратиться „самостийниками“, с другой, опасение, даже в случае успеха, бури на Дону, могущей отразиться на фронте, требует от нас особой осторожности. Я надеялся на благоразумие одной части рады и на достаточность военной угрозы для другой. В этом убеждении поддерживали меня и доклады с мест. К сожалению, избрание председателем Краевой Рады И.Макаренко заставляет признать, что обнаглевшие „самостийники“ окончательно закусили удила. Ближайшие дни должны рассеять все сомнения. Если рада пойдет по пути демогогии, то, по глубокому моему убеждению, силою вещей придется перейти от угрозы к действиям. Много сделано, чтобы войска, на которые я мог опереться, оправдали мое доверие. В Екатеринодар посланы наиболее стойкие части, во главе которых стоят крепкие начальники. Мой конвой составлен из отборных казаков моей 1-ой конной дивизии и офицеров, лично мне известных. На месте принят ряд мер для обеспечения успеха. Печальный опыт недавнего прошлого достаточно доказал, насколько в случае возможных осложнений, можно опираться на самые „верные“ части, а при условии, как я указывал в письме генералу Покровскому, что ныне в полках половина казаков, недавно прибывших, обработаны „самостийниками“ – ни в одной части быть вполне уверенным нельзя. Однако указанные выше, принятые мною меры предосторожности, личное доверие ко мне казаков, а, главное, твердая уверенность, что захват почина и решительность одни лишь могут, сплошь и рядом, спасти положение, все это вместе взятое приводит меня к решению быть готовым к применению силы. Что касается последствий, могущих произойти, в случае подобного образа действий и, в частности, опасности бури на Дону, то это вопрос общей политики и я его решить без указаний Главнокомандующего не могу. Учитывая возможность политических осложнений, я сделаю все, чтобы избежать применения силы, но ход событий заставляет предвидеть возможность такого порядка вещей, когда отказ от военного вмешательства будет признанием слабости, а это, по моему убеждению, равносильно гибели.

Докладывая об изложенном, испрашиваю срочных указаний Главнокомандующего. Податель сего, состоящий в моем распоряжении, полковник Лебедев, ознакомлен с содержанием настоящего письма и может подробно изложить Вам мои соображения.

Прошу принять уверения в моем совершенном уважении и искренней преданности П. Врангель».