«17-го октября генерал Романовский телеграммой запросил меня, какие силы мог бы я выделить из состава Кавказской армии на помощь Добровольческой. Я, телеграммой от 18-го октября за № 03533, ответил, что „при малочисленности конных дивизий переброской 1–2 дивизий дела не решить и предложил принять крупное решение перебросить из вверенной мне армии 3,5 кубанские дивизии“. Остающиеся части Кавказской армии, ввиду их малочисленности, я предлагал свести в отдельный корпус, оставив во главе его генерала Покровского. Стратегическое решение напрашивалось само собой – объединение сосредоточенных уже в районе Купянска 4-го донского, 3-го конного корпусов. Терской и отдельной Донской дивизий и вновь перебрасываемых 3,5 кубанские дивизии и использование для управления конной массой штаба Кавказской армии…».
«…Из Кавказской армии были взяты только две дивизии и хотя впоследствии сама обстановка и вынудила Вас перебросить все 3,5 дивизии, но время было упущено безвозвратно и вводимые в бой по частям войска терпели поочередно поражения. Еще 11 – го ноября Вы, в ответе на мои повторные настояния, писали мне, что „после детального обсуждения“ отказываетесь от предложенной мной перегруппировки, а через десять дней, 22-го, когда уже выяснилась потеря Харькова и неизбежный отход в Донецкий бассейн, Вы телеграммой вызвали меня „для нового назначения“ – принятия Добровольческой армии, с подчинением мне конной группы. Об оказании серьезного сопротивления противнику думать уже не приходилось, единственно, что еще можно было сделать, это попытаться вывести армию из-под ударов врага и, отведя ее на соединение с Донской, прикрыть Ростовское направление. Я это сделал, после тягчайшего 350-тиверстного флангового марша. По мере того, как армия приближалась к Ростову, Новочеркасску, тревога и неудовольствие росли. Общество и армия отлично учитывали причины поражения и упреки Высшему Командованию раздавались все громче и громче…»