Записки

Любезный друг, пользуюсь случаем сказать тебе, сколь я счастлив надеждой вскоре тебя обнять. Все идет расчудесно, мы их бьем одного за другим, и сие выпало тому, кто первый взял ключи Парижа; гадали и интриговали, кто будет губернатором Парижа; французы оказались трусами{172}, Бонапарте - глупцом; получили несколько шлепков и уже не знают, куда деваться; везде видят призраки, каждый крестьянин кажется чертом.

Вот они каковы, наши красавцы из Главной квартиры{173}. Да еще 18-й король{174}: он двух слов написать не умеет и никому не нужен, однако норовит еще увеличить суматоху и даже переговоры наши омрачить и отравить подозрениями. Я только что отправил Льва в Эперне с двумя казачьими полками; с этой сильной партией он будет охранять наше сообщение с большой армией{175}.

Из письма 18 (65)

Получено 23 Февраля в Кракове.

С.-Петербург, сего 9 января 1815.

Известно ли тебе, что мои полки - уланские{176}, Сибирский и Оренбургский; я превратился в рекрутского чиновника: набираю офицеров и уже нашел много отличных. Среди прочих Ушаков, Орурк, Чеченский и Ламздорф{177} желают перейти, но для сего мне надобно познакомиться с полковыми командирами. Получив бригаду, я ее уже не оставлю и употреблю все средства к тому, чтобы она была хороша.

Прошу тебя, любезный друг, узнать, отправил ли Жевахов мои вещи к генералу Сталю; ежели сие не сделано, будь так добр, займись этим. Карты мне очень дороги; смотри не стащи их. Прибавь к ним какие-нибудь из тех, что ты приобрел в Кельне, и пришли ко мне - я тебе руки расцелую. До сей поры я не получил от Сухтелена{178} шведские кресты и ленту для Жевахова, но дело сделано.

Из письма 19 (66)

Получено 23 Февраля 1815 в Кракове.

С.-Петербург, сего 25 января 1815.

<...> Бога ради, любезный мой, уведомь меня о моих картах, бумагах и о бедном Петруше, вверенном попечению Жевахова. С присущими тебе мудростью и любезностью изыщи способ доставить их ко мне.

За Сен-Дизье я получил алмазные знаки [ордена св. Анны 1-й степени], что весьма недурно, а за Краон и Лаон и благодарности не дали. Недоволен я тем, что у меня под началом бригада, а не дивизия. Я уже почувствовал расположение великого князя {179}: попросив себе в адъютанты корнета Конноегерского полка, я получил следующий ответ: раз неизвестно, имею ли я на это право, решено мне отказать.

Получил письмо от княгини, которая, кажется, не скучает в Вене и будет иметь удовольствие увидеть Париж. Напиши мне, где Лев{180} и что с ним. Его определили в дивизию Витта{181}.

История 1812 года и "Записки Бенкендорфа"

Крупнейший современный источниковед Отечественной войны 1812-1814 гг.{*25} А. Г. Тартаковский назвал "Записки Бенкендорфа", вернее их часть, посвященную 1812 году, "мемуарно-историческим сочинением". Он относит "Записки" к числу тех документов, что "проливают новый свет на ряд важных аспектов истории 1812 г.". В этих словах ученого даны и четкое типологическое определение, и качественная оценка содержания мемуаров как уникального произведения о давно отгремевших событиях великой эпохи.

Несмотря на свою почти двухвековую отдаленность, эта эпоха притягивает к себе, увлекает людей науки, литераторов, представителей разных видов искусства и ремесла. События той войны переживают заново тысячи людей. Наверно потому, что та эпоха была временем великих, выдающихся, замечательных людей, людей экстраординарных по талантам и деятельности. Это было не только время героев и подвигов, но и время "классических" личностей и характеров. "Записки Бенкендорфа" написаны человеком той "классической" эпохи, от которой начинается российская классическая культура XIX века, великое русское искусство, великая литература, той эпохи, когда рукой Пушкина были написаны первые поэтические строки.

Пожалуй, лишь "Заметки о русском походе 1812 года" ("1812 год" - в русском издании - П. Г.) знаменитого Карла фон Клаузевица в еще большей мере совмещают в себе качества мемуарного источника и историографии. К историографии же "Записки" можно причислить за те аналитические наблюдения и обобщения, что украшают этот краткий, но весьма емкий труд. Но главное - это замечательный мемуарный источник, не использованный исторической наукой в силу долгой идеологической предвзятости: автор был "идейно чужд" и либеральной, и "освободительной" тенденциям в русском обществе, а позднее и правителям "освобожденной" страны. В силу инерции не используется этот источник и поныне.

Текст писарской копии, выполненной при жизни автора для известного историка А. И. Михайловского-Данилевского, был переведен в начале XX века и издан генералом В. И. Харкевичем. Эта публикация давно стала редкостью и ныне доступна только лицам, специально занимающимся историей этой эпохи. Вторая публикация (с кратким комментарием) была осуществлена в рамках одного из сборников, издаваемых ИМЛИ РАН ("Московский пушкинист", IV. М., 1997, с. 331-382). Значительность содержания и высокая ценность "Записок" как документа эпохи, признание их выдающимся произведением российской мемуаристики делают необходимой новую публикацию.