Записки безумной оптимистки

Жили Новацкие на Тверской, в огромной квартире, окна которой выходили на Центральный телеграф. Кто только не приходил в гости к Новацким! У бабушки сохранился фотоальбом, я очень любила его перелистывать, наблюдая за тем, как росла моя мама. Но вот что удивляло: одни лица на снимках были вырезаны, другие густо замазаны чернилами. Фотографии выглядели более чем странно: сидит военный, головы у него нет, рядом улыбается моя мама.

- Бабушка, - спросила я, - это кто?

Афанасия зачем-то накрыла телефон подушкой и сказала:

- Троцкий, только лучше забыть тебе эту фамилию.

Детская память причудлива, не сделай Фася этого замечания, я бы мигом выбросила из головы услышанное. Троцкий так Троцкий, кто он такой я в шестидесятом году, естественно, не знала. Но из-за того, что ее велели забыть, запомнила.

- Вон тот Бухарин, - шепотом сообщила бабушка, указывая пальцем на другого "безголового", - царствие им небесное, хорошие были люди!

- Почему ты их замазала? - поинтересовалась я.

Бабушка замялась, а потом решительно ответила:

- Давай объясню все лет через шесть, а?

Но меня терзало любопытство и я воскликнула:

- Но усатый же дяденька с лицом!

Бабуля вздохнула: - Семен Михайлович Буденный! Его никогда не арестовывали.

Есть у меня еще одно очень яркое воспоминание детства. Мы с бабусей, а я постоянно ходила за ней хвостиком, приехали в какое-то просторное здание и сели в приемной, возле красивой, обитой кожей, двери. Вдруг она распахивается, на пороге появляются две женщины с заплаканными лицами. Одна держит в руках деньги. Они выходят в приемную, и тут разыгрывается сцена, поразившая мою детскую душу. Первая женщина рушится около меня на стул и начинает рыдать, изредка выкрикивая:

- Суки, ах, какие суки!

А вторая лихорадочно рвет купюры, бормоча: - Иудины сребреники, не надо, не надо...

Поднялась дикая суматоха. Набежали врачи, женщин стали успокаивать, запахло лекарствами. Я наблюдала за происходящим, разинув рот. Люди топтали обрывки ассигнаций, усыпавшие красную ковровую дорожку, никто не нагнулся, чтобы поднять целые купюры.

Завороженная зрелищем, я не заметила, как бабушка исчезла за красивой кожаной дверью, очнулась я только после того, как она, вернувшись, взяла меня за плечо:

- Пошли.

В руках у бабушки тоже были разноцветные купюры. Мы очутились на шумной улочке. Внезапно Фася остановилась, лицо ее было растерянным. Я терпеливо ждала, когда мы пойдем в кондитерскую. Каждый раз, получая пенсию, бабушка вела меня в Столешников переулок, и мы возвращались домой с коробочкой восхитительных пирожных: эклеров с заварным кремом, корзиночек, украшенных "грибочками", безе, буше...Но в этот раз бабушка отчего-то медлила.

- Фася, - потянула я ее за руку, - ну не стой!

Бабушка глянула по сторонам и вдруг выхватила из толпы мальчишку лет двенадцати.

- Вы чего, тетенька! - заныл он.

- У тебя отец есть? - спросила Фася.

Мальчик нахмурился:

- Нет и не надо, сами с мамкой проживем.

Бабушка сунула ему в карман деньги, которые до сих пор держала в руке.

- Возьми, отдай матери!

- От кого? - растерялся подросток.

Фася потащила меня к метро. Мальчик догнал нас у самого входа.

- Тетенька, так от кого деньги?

- От Стефана Новацкого, пусть тебе купят новую одежду и книги.

В вагоне я прижалась к Фасе и сказала:

- Вот какие странные люди встречаются, надо же, деньги порвать!

Бабушка, ничего не говоря, обняла меня.

- А зачем ты мальчику деньги отдала? - тараторила я. - Мы пирожные купим?

Фася вздохнула: - Конечно, ты какие хочешь?

Лишь много лет спустя я узнала, что странные женщины были родственницами Тухачевского<М./>Тухачевский (1893-1937) - маршал, необоснованно репрессирован и расстрелян, реабилитирован посмертно.>, а деньги - компенсацией, которую стали выплачивать семьям реабилитированных людей.

Стефан Новацкий был умным человеком и, работая в системе НКВД, очевидно понимал, что жизни ему не будет. Я не знаю, что творилось в душе у деда, когда он сообразил, что вместо светлого будущего, о котором братья Новацкие мечтали с другими идеалистами, они построили лагеря и тюрьмы, но одно он понимал точно: рано или поздно ему идти вслед за всеми.

В первый раз братьев Новацких посадили за решетку в 1922 году по обвинению в контрреволюционной деятельности. Бабушка тогда была беременной на восьмом месяце. От потрясения она родила раньше срока мальчиков-близнецов, которые, не прожив и суток, скончались. Впрочем, Стефана выпустили довольно скоро, потому что бабушка ухитрилась прорваться к другу деда, Феликсу Дзержинскому. Она несколько раз рассказывала мне эту историю, повторяя: - Дзержинский был плохой человек, представляешь, я его знала как облупленного, а он обратился ко мне в своем кабинете на "вы", да еще заявил: "Ваш муж изменил идеалам революции".

Но бабушка, во-первых, обожала мужа, а во-вторых, была терской казачкой с примесью грузинской крови. Она вскипела, скинула со стола Феликса Эдмундовича какие-то бумаги, подлетела к нему, схватила его за гимнастерку и, начав трясти, прошипела: