Записки бойца Армии теней

События помчались за событиями… Казарма — лакомый кусочек для бомбардировки, ведь не знают же, что она пуста! Надо бы во время налета держаться от нее подальше. Но, когда над головой были такие соседи, разве вылезешь из своей норы? И приходилось, как «премудрым пескарям», сидеть в подвале и дрожать, прикидывая: пронесет сегодня или не пронесет? Чтобы как-то успокоить ребят, я им, как непреложную истину, внушал: «Не бойсь, ребята, сегодня сюда бомбы не сбросят. Знаю точно!» Так было до сих пор. Но теперь, когда мы избавились от опасного соседства, когда до свободы оставались считанные дни, испытывать терпение судьбы было бы глупо. И вот завыли сирены, а меня, как назло, опять затрясла малярия. Паршивая это штука — болотная лихорадка-палюдизм. Подхватил я ее, видимо, в лагере Секелаж. Температура под сорок, губы потрескались, всего трясет, пот льет градом, ноги и руки — ватные! Попросил ребят помочь выбраться на свежий воздух, довести до палатки «люфтваффевцев». Только уложили к ним на койку, как показалась туча «летающих крепостей». Засвистели и завыли бомбы. Все умчались искать надежного укрытия. Рядом с палаткой на буржуйке осталась скворчать картошка. А я лежу, почти в полузабытьи. Кругом ухают взрывы. Вдруг почувствовал, что на одеяло над животом плюхнулось что-то, жжет… Тронул пальцами, обжегся и окончательно очнулся. Посмотрел: пропеллер-стабилизатор от бомбы. Вверху, в брезенте — проделанная им дыра!.. Э-э-э, нет, так мы не договаривались: раз на меня уже части бомб летят, надо убираться отсюда подальше! Кое-как встал на ноги и, шатаясь из стороны в сторону, побрел куда-то вперед. Дошел до каменного забора, придерживаясь за него руками и облокачиваясь телом, проскользил таким образом еще с десяток шагов, пока, наконец, не свалился в полном беспамятстве…

Меня растолкали ребята. После налета они бросились, было, к палатке, но там — ни ее, ни печурки, ни картошки, ни меня!.. Одни воронки! Думали, меня разнесло на части… Понуро возвращаясь к себе, набрели на меня. Что ж, пойдем «домой»! Подошли, а и дома больше нет! От корпуса — одни развалины!..

— Нет, а все-таки: откуда ты так точно знаешь, куда упадут бомбы?

А вы говорите: чудес не бывает!.. Бывают они! Еще и какие! Короче, одно из них спасло в тот день и меня и всю мою братву. С тех пор смотрели они на меня как на кудесника-провидца… Да вот на вопрос, куда теперь податься, «кудесник» ответа не находил.

— А тобой очень интересуется переводчица из лагеря, все время о тебе спрашивает… Вместе с матерью она живет в Нойендорфе. Давай попросимся к ним! — предложил практичный Семен Егупов.

Переводчица?! А и правда, это она нас тогда выручила, помогла нам «легализироваться»! Очень симпатичная восемнадцатилетняя смуглянка. Говорила, что была студенткой киевской консерватории, класс фортепьяно. Что ж, попробуем…

Двум женщинам, да еще в такое ненадежное время оставаться одним не очень сладко. И они приняли нас чуть ли не с восторгом. Тем более, что мы — с оружием.

Дом был большой, хозяев в нем давно не было. Мы все разместились на втором этаже, окна которого выходили к Рейну. Памятуя о событиях в Аахене и «чистильщиках», ожидая, что и здесь может такое произойти, мы сразу же постарались закрепиться поосновательней. Пулеметы установили у окон, там же разложили и с десяток гранат: жизнь свою продадим подороже.

Из самоходных минометов, которые ночью спешили к мосту, два осталось близ Нойендорфа, — видимо, не хватило горючего. Еще через два дня не было днем видно ни единого немецкого солдата, а ночью два сильных взрыва возвестили о взрыве мостов. Так мы и очутились на «No man’s land» — ничейной земле. Совсем близко на западе все громче ухали орудия. Им стали отвечать батареи за Эренбрайтштайном. И над головой с характерным металлическим разноголосым скрежетом в одну и в другую сторону неслись невидимые тазу разнокалиберные снаряды. Необыденно и любопытно: летят, урчат, звенят. Их — тучи, как рой ос. Они, казалось бы, совершенно безвредны — не видно никаких разрывов, слышна лишь их музыка. А знаешь: они несут смерть! Очень впечатляюще быть на «ничейной земле»! Небо, как орган, наполнено звуками, а ты — в их центре, в центре войны, но… как посторонний наблюдатель и слушатель… Помню, отец посмеивался: «Ты — американский наблюдатель!» Вот и по-настоящему я им стал!

Еще событие: на «немецком» берегу Рейна, прямо против нас, из-за села Нойдорф, показалась колонна тягачей-тяжеловозов. Ага, вот оно что! — Понтоны! Засуетились саперы, стали их спускать на воду. Работают ритмично, быстро! Первая пара… вторая… третья уже в воде. Ой-ой-ой!.. мост налаживают прямо сюда, в Нойендорф! Если переправятся, то в живых нам не остаться! Обуяло отчаяние, но как их пугнуть? А что, если в их сторону дать несколько очередей, лишь бы показать, что берег уже занят? У нас же пулеметы! Конечно, если здраво разобраться, идея довольно-таки безрассудная, но и отчаяние было будь здоров! А придумывать что-либо другое… а что?