Записки бойца Армии теней

Чтобы улучшить снабжение провиантом, мне разрешалось в сопровождении одного или двух сержантов-автоматчиков (конвой) разъезжать на тракторе с прицепом по окрестным селам Тюрингии и обеспечивать лагерь необходимым количеством картофеля, мяса, муки и прочим. Денег же на это не отпускалось, да на них никто бы ничего и не продал. Но котировалось золото, драгоценности. Откуда все это достать? К счастью, многим из задержанных удалось припрятать от обысков в тюрьмах некоторые их ценности. Здесь, в лагере, да и по прежнему личному моему опыту мне были известны все ухищрения и лазейки, все щели в стенах, койках — утаить что-либо от меня было трудно. Несколько раз я обнаруживал маленькие мешочки, в которых, кроме колец и перстней, были золотые зубы и коронки. Помнится, таких мешочков я нашел три. Хозяев этих «атрибутов» обнаружить не удалось, да я и не утруждал себя этим. Зубы и коронки — свидетельства бывших страшных злодеяний. В подобном виде, естественно, обменивать их на продукты я не осмеливался. Приходилось их расклепывать.

Когда дело со снабжением наладилось, я стал мимоходом приобретать различные музыкальные инструменты и другое оборудование для задуманного мной театра. Приобрел даже такие громоздкие инструменты, как рояль, пару контрабасов и виолончелей. Многое из этого мне было передано родственниками интернированных, по их запискам, которые я на свой страх и риск передавал из лагеря: всякая связь с волей контингенту, как находящемуся на предварительном следствии, была запрещена. Пошили и установили занавес, кулисы. Оснастили сцену прожекторами, светофильтрами, светильниками для рампы, реостатом для осуществления световых эффектов. Затем был объявлен смотр-конкурс, я набрал штат певцов, музыкантов, актеров разного жанра. К счастью, среди контингента нашлось два-три режиссера театра и кино. С ними разрабатывались программы будущих концертов, проводились репетиции. Художники и столяры сооружали необходимые декорации, шились и костюмы.

Уместен вопрос: к чему в лагере театр? Интернированные не были заняты работой, были предоставлены своим мыслям об их неопределенном будущем. А это очень опасно, так как травмируется психика. Необходимо было дать хоть какую-то разрядку. Эту роль, решил я, и должен сыграть театр.

Вначале я встретил со стороны части контингента некое недоверие, даже сопротивление. Крах Третьего Рейха, естественно, не сломил нацистского духа в сознании находившихся здесь бывших идеологических руководителей НСДАП. Это и понятно: что насаждалось и вбивалось десятилетиями, не могло кануть в небытие вот так, сразу, в один присест. А тут еще слухи…

Уже доподлинно было известно о самоубийстве одного из нацистских бонз — Гиммлера, задержанного и опознанного американцами. Но никаких точных сведений не было о судьбе Гитлера и Бормана. Где они? Что с ними? И под большим секретом пополз слух, будто они со своей свитой благополучно добрались на подводной лодке до какой-то латино-американской страны, где готовят реванш, который сметет всё и вся. А пока, мол, надо ждать, ни в коем случае «не изменять»! Настоящее выжидание перед взрывом! В затаившейся массе, как и до разгрома, продолжала господствовать высокая внутрипартийная дисциплина с ее чинопочитанием, доходившим до подхалимажа. И… скрытая, молчаливая, а поэтому и особо опасная неприязнь к победителям, особенно к русским. Миф о спасшемся, якобы, Гитлере усиленно муссировался некоторыми политическими кругами и в среде союзников. Передо мной встал вопрос: как перед такой массой вскрыть истинную сущность и преступность нацизма, доказать, что крах подобного режима был неизбежен и необратим?

Генерал Джордж Паттон, командующий 3-й американской армией, увидев во дворе бухенвальдского крематория штабеля скелетов, обтянутых кожей, и поняв, до какого измождения доводились в лагере узники, приказал прогнать через это место все взрослое население города Веймара и окрестных сел: пусть отныне не утверждают, что-де ничего такого не было! Пусть всё увидят собственными глазами! «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать!» А тут — один раз показать, чем сто раз рассказать!

Я решил повторить то же. Но теперь это будет не с «просто населением», а с контингентом лагеря — истинными или косвенными виновниками, бывшими идейными вождями и функционерами НСДАП. Откровенно говоря, в гитлеровской Германии «просто жителей» не было (не осталось): как при любом монопартийном (читай бесконтрольном!) тоталитарном режиме, если кто хотел жить и жизнью жуировать, то обязан был быть членом партии.

Ни трупов, ни экспонатов патологии уже не было. А вот в затухших топках крематория все еще оставались горки мелких кальцинированных косточек, а в поддувалах — характерный серый людской пепел. Кстати, кто-то утверждал, что при приближении союзников эсэсовцы, мол, сжигали в крематории свои архивы. Здесь же бумажного пепла не было!