Записки бойца Армии теней

Воскресенье, 6 апреля. Настроение приподнятое. Надраиваем бляхи с раннего утра: после завтрака — смотр и… увольнение. Правда, выглядим мы не так парадно: наши красные галифе и синие кителя сменила униформа цвета хаки, вместо шпаги — нож-штык. Предусмотрительно, на случай возможной войны, нас переодели в полевую защитного цвета форму: было ясно, что Гитлер не простит разрыва пакта.

Около семи утра. Мы в столовой, в подвале трехэтажного корпуса. Идет раздача завтрака. Не успели мы поднести первую ложку ко рту, как послышались звуки разрывов, задрожало здание, закачались люстры. Что это? Мы вопросительно глянули на дежурного офицера.

— Маневры! — успокоил он, отвечая на наш немой вопрос. Взрывы ближе, сильней. Офицер заволновался, пошел наверх. Через несколько секунд скатился вниз:

— Тревога! Без оружия… через главные ворота!.. Замаскироваться в роще!..

Через минуту мы распластались под голыми еще акациями. В воздухе стрельба, хлопки взрывов. С любопытством перевернулся на спину: в небе среди редких ватных хлопьев от взрывов — туча самолетов с черными крестами. Кружат, пикируют, стреляют очередями. С нашей высотки хорошо видны далекие крыши столицы. Там — зарево пожаров, медленно вздымаются клубы дыма… Как же так? Ведь город был объявлен «открытым» — в нем только мирное население! Варвары! Убийцы! Звери!..

С противным завыванием сирен пикируют на нашу рощицу «штуки». Где-то рядом зататакало несколько пулеметов. Это из соседнего унтерофицерского училища. Один из пикировщиков задымил, взрыв, и он разлетелся на куски. Молодцы, курсанты!

За пикировщиками широким развернутым фронтом надвигается линия тяжелых бомбардировщиков. Считаю — не пересчитать! Первая волна, вторая, третья… Летят и летят… Уханье взрывов, всплески пламени. Над городом увеличивается число пожаров, в воздух поднимается все больше и гуще облаков дыма, и он постепенно утопает в черной туче. Несколько бомб упало в рощицу и на корпуса нашего училища…

В нескольких метрах от меня лежал Лев Мамонтов. Я его подозвал и он подполз. В это время я увидел, как над головой отделилась из бомбардировщика серия бомб. Их хорошо видно: черные, все увеличивающиеся точки, они летят прямо на голову! Тупой удар в землю; она, дрожа, вздрагивает. Почему-то представилось: будто нож с усилием врезается в плотную массу твердого сыра… Через минуту увидели, что там, где только что лежал Лев, зазияло в земле отверстие — вход в кривой подземный туннель: бомба, к счастью, не взорвалась, и мы, и многие другие остались поэтому живы!

Из серии сброшенных на училище бомб, штук двенадцать, взорвалась лишь одна, у главного входа, посреди асфальта. Осыпанный и оцарапанный кусками штукатурки и асфальта часовой, стоически, будто ничего не случилось, продолжал стоять на своем посту.

Одна из бомб, пробив крышу корпуса, разломилась пополам. Задняя часть, проваливаясь с этажа на этаж, как раз по туалетам, поразбивала на своем ходу по унитазу на каждом этаже и, разбив последний внизу, улеглась рядом, в собственном желтом толе и, наверное, гордая проделанной работой уничтожения. А нос бомбы, тем временем пробив стену наружу и упав во двор, покатился вслед убегавшему поручику Милютиновичу… Тот потом долго заставлял очевидцев рассказывать, как «он шел, а за ним катилась бомба»:

— Так ты говоришь, я шел, а за мной катилась бомба? Так это было?

— Да-да, господин поручик. Вы спокойно шли, а за вами катилась бомба…

— А я что? — Да ничего особенного. Вы себе спокойно шли, а за вами катилась бомба!..

— Ну-ка, повтори еще раз!.. Значит, говоришь, я шел… А дальше?

В толе разломившейся бомбы мы нашли клочок бумажки с нацарапанным на нем кратким посланием: «Привет от чешских братьев!» Спасибо вам, братья славяне, своим саботажем вы многим из нас спасли жизнь!..

Из очередной волны бомбардировщиков вывалились большие черные точки, над ними вспыхнули купола парашютов. Парашютисты! Только что, в перерыве между бомбардировками, мы успели сбегать за нашими карабинами. «Пусть только спустятся пониже, теперь-то встретим их достойно!» И тут в одного «парашютиста» попал, видимо, снаряд. Раздался сильный взрыв, и на том месте стало расплываться желтое облачко. То была люфтмина! При соприкосновении с землей мины эти, взрываясь на ее поверхности, воздушной волной заваливали окрестные дома, словно карточные домики…

Через два часа небо очистилось. Нам приказали снести вниз все наши походные сундуки и ящики с амуницией, самим готовиться к эвакуации. Оставив от каждого отделения (их было четыре) по десять добровольцев (в их числе был и я), длинная колонна курсантов с преподавательским составом двинулась на юг, к какому-то селу Сремчице. А мы, добровольцы, обязаны были ждать грузовиков, чтобы на них погрузить наши сундуки и ящики с архивом.