Записки бойца Армии теней

Попалась мне в руки и странная книга из газетных вырезок. То были воспоминания Солоневича «Россия в концлагере», где рассказывалось и о лагерях на Соловках. Солоневич? Я тут же вспомнил, что слушал его выступление в Белграде. Помнится, было их три брата и сестра Тамара. Он рассказывал об условиях в СЛОНе — Соловецких лагерях особого назначения. Говорил Борис, как им удалось оттуда бежать. Пока он рассказывал, я восхищался игравшими под короткими рукавами его рубашки бицепсами. Си-и-лён дядя! Поэтому и удалось совершить подобный героический побег. На нем были очки с толстыми стеклами и почти не было зубов — потерял в лагерях из-за цинги. Вскоре после нашей встречи с ним газеты сообщили, как им в Болгарии, где они обосновались, пришла почтовая посылка. Спасла их случайность: взрыв этой посылки-бомбы их не убил, но, кажется, была ранена жена. Так им мстили органы ГПУ! И я рассказал об этом старушкам.

— Да, мы знаем об этом. Но то было у вас на Балканах. А здесь, в центре Парижа, среди бела дня был выкраден генерал Кутепов, глава РОВСа (Русского Обще-Воинского Союза). Говорят, что, мол, он потом давал показания на Лубянке. Исчез и его преемник — генерал Миллер, другие… Чьи-то кости были обнаружены в яме с гашеной известью… Бедная Россия! Настроила она против себя! Но все равно, там наш народ, наша Родина. Она сейчас в величайшей беде. И мы с ней, против ее врагов. Народ наш здоровый, хороший. Взять хотя бы посла Раскольникова[17].

Они долго рассказывали об эмигрантах. Как и в Югославии, здесь эмигранты резко размежевались на бывшую элиту и имущих, злобствующих по поводу любых успехов в России (критиковать всегда проще и особого ума для этого не надо), и на других, для которых Родина осталась превыше всего. Но в минуту беды, нависшей над Россией, во многих заговорил патриотизм, отодвинув все разногласия на задний план. Особенно молодежь встала на сторону Отчизны. Но были и такие, кто нанялся к немцам. Старушки были убежденными патриотками. Но чем могли помочь? И чем могли помочь нам? Город кишит гитлеровцами: рядом в разгаре строительство огромной бетонной базы — убежища для десятков подводных лодок. Вдобавок, после того, как пяти мальчишкам удалось на двух утлых лодчонках переправиться в Англию (из Нормандии), что наделало немало шуму, их торжественно принимал сам Черчилль, и об этом протрубили все газеты, строго были наказаны обе береговые охраны: немецкая — за то, что упустила их, английская — за то, что проморгала их высадку на острова, дала «чужеземцам» с развернутым французским флагом проникнуть глубоко в страну. Так, мол, мог бы проникнуть в самое сердце Англии и матерый немецкий шпион и диверсант! И вот теперь гитлеровцы ужесточили охрану побережья: близко к берегу, даже на пляж, без пропусков не подпускают!

Почти две недели пробыли мы у наших старушек — добрых фей. Света зажигать нельзя было, и они часто, то вместе, то поодиночке, заходили к нам коротать наше мучительно тянувшееся бездействие. А мы все сидели и сидели, без денег, без документов и… без ясности на будущее. Сидели и не верили, что нашим хозяйкам удастся что-нибудь сделать. Они и так сделали многое: дали нам убежище и пропитание. А ведь это баснословно много! Но сколько можно кормить таких здоровых парней? Мы старались есть поменьше, убеждая их, что сыты… И вот, старушки нашли-таки выход! И какой! Пришел день, когда они, сияя от счастья, торжественно сообщили, что насобирали денег на билеты и отправят нас в Париж. И не куда-нибудь, а в руки активных подпольщиков. Правда, в тот момент мы этого еще не знали.

— Париж — столица, — объяснили они, — а также и центр Сопротивления. Русские — его участники. Это они издавали листок «Резистанс» (Сопротивление). Теперь можно сказать, что вдохновителями и организаторами редколлегии были наши эмигранты — этнографы Анатолий Левицкий и Борис Вильде. К сожалению, они арестованы. Мы их немножко знаем. У нас, тут же, где сейчас вы, ночевал их посланец. Да, их схватили, но на их место уже встали другие и продолжают их дело…[18]

Итак, нам надлежало выехать в субботу ночью, чтобы утром явиться в русскую церковь на рю Дарю и там спросить «Мать Марию» или «отца Вениамина» (подпольная кличка Дмитрия Клепинина)[19]

.

Я с изумлением смотрел на этих двух милых благодетельниц и не верил, что из такой дали им удалось связаться с Парижем. Впрочем, что нам о них было известно? Ровным счетом ничего, мы не знали даже их имени-отчества! Хозяйки перехватили мой взгляд и не выдержали, чтобы не похвастаться:

— Мы и не такое можем!

* * *