Записки бойца Армии теней

— Бон, са ва! (В порядке!) — глянув на фотографию в немецком документе, равнодушно произносит ажан, и я направляюсь к выходу. Выпускают. Вижу: в поперечной улочке за углом полицейский фургон. В него сажают несколько человек. Среди них нет ни Марселя, ни Мишеля. Отлично! Пройдя бесцельно немного вперед и переждав конца облавы, возвращаюсь в бистро.

— Забыл кепку! — говорю хозяину и беру ее с вешалки. Но где портфель? Его нет! Пот обливает меня, я грустно опускаю глаза и… они уткнулись в валявшийся на полу мой миленький затасканный портфель! Схватил его и на крыльях восторга вылетаю прямо… в объятья моих друзей. Ничто не может так породнить, как минута общей опасности!

Так и проходил день за днем в ожидании чего-то существенного, когда можно было бы почувствовать, что ты действительно чего-то да стоишь. Но… пока это были лишь малые трудности, постоянный риск, напряжение нервов и страшный голод. Марселю было намного хуже: у него не было даже постоянного надежного пристанища, и он, бывало, ночевал у нас. Тут нам очень помогла милая Ренэ: никогда не прогоняла Марселя. Наоборот, часто подбрасывала что-нибудь пожевать, хоть и у них самих было не густо.

Мишель курил. В свободное время он брал с собой палку со вделанным в ее торец гвоздем и на перронах метро, чаще между рельсами, накалывал валявшиеся там окурки. Занятие это, надо сказать, довольно-таки унизительное, мы называли его «рыбалкой». Мои лекции о вреде курения и подтрунивания на эту тему он пропускал мимо ушей. Как мне теперь жаль, что и я заразился этой никчемной привычкой, правда, несколькими десятилетиями позже. Возможно, именно это долгое воздержание и помогло пережить пережитое.

Если кому-либо из нас удавалось «подстрелить» кусочек хлеба, каждый нес его другу, утверждая, что, мол, свою долю съел еще по дороге. Каким было наслаждением наблюдать, глотая слюнки, как твой друг уплетает твою добычу! Видимо, человек устроен так, что для него не существует большего блаженства, чем упиваться собственной добродетелью. К сожалению, иногда опошляют и это счастье, превращая его в ханжество… Мы потом долго смеялись, когда разоблачили наше «жульничество». Изо всего этого, из таких, казалось бы, мелочей и складывалась огромная боевая дружба, ставшая крепче любых других чувств. И она была надежна как гранит. Ренэ же стала для нас родной сестрой. Правда, горячий и довольно экспансивный Мишель попытался, было, в самом начале добиться большей ее благосклонности, но тут же получил решительный отпор:

— Мисси! — возмутилась Ренэ, — вы оба для меня что родные братья. Я люблю обоих одинаково. А быть с одним — родить ревность в другом, поссорить вас. Этому не бывать!

Мишель долго виновато заглаживал нелепый инцидент. Уставшие, но удовлетворенные, возвращались мы домой после наших вылазок. Ренэ неустанно, не смыкая глаз и с тревогой, ждала нас в нашей комнате. Ее внимательность, забота, тревога за нас окрыляли, подбадривали и были нам дороги и необходимы. Из листовок и газет мы черпали сведения о победах и героических делах различных групп на невидимом фронте борьбы с фашизмом, о трагизме потерь и поражений: арестах, судебных процессах, казнях. В Нормандии в марте произведено пять диверсий, три из которых привели к крушению поездов с военной техникой. В Па-де-Кале за одну ночь произведена серия взрывов, на длительное время парализовавших железнодорожное сообщение между городами Аррас-Ланс-Дуэ. В Туре брошена граната, и убит один из руководителей «ЛВФ» (Легиона добровольцев против большевизма) — бывший кагуляр (член французской профашистской организации)…

Оккупанты, потрясенные начавшимися поражениями на Восточном фронте и крайне обеспокоенные набиравшим силу Движением Внутреннего Сопротивления во Франции, решили усилить идеологическую обработку французов. В самом оживленном районе Парижа, близ Пляс де л’Этуаль, по левой стороне широкого авеню, в зале Ваграм, они открыли 1 марта этого года выставку «Большевизм против Европы». 8 марта семнадцатилетний студент, немец по происхождению, Карл Шёнхаар и двадцатилетний сафьянщик Жорж Тонделье, оба из Бэ-Жи, оставили в зале выставки чемодан со взрывчаткой с зажженным фитилем. Но на выходе один полицейский, запомнив, что они входили с чемоданом, а выходят без него, поднял тревогу. Оба были схвачены. Мину обезвредили за минуту до взрыва.

Безусловно, о таких фактах героизма, пусть и безрассудного, необходимо широко оповещать население, призывая и его включиться в борьбу. Нацисты же всячески стремились их замалчивать. А мы и такие как мы, должны были сообщать об этом, показать, что борьба идет не на жизнь, а на смерть. И не впустую. Это и было одним из наших заданий.