Записки бойца Армии теней

— Что натворил этот пакостник? — приняв грозный вид, подошел я к тащившим сопротивлявшегося парня полицейским. Был я в своей черной немецкой форме, на кокарде таинственно поблескивали две незнакомые латинские буквы «Sp» (Speer). Что могли подумать обо мне ажаны? Только сейчас могу об этом догадаться — «Черная форма, как у СС или гестапо, а буквы, не Си-По ли?» (Зихерхайтс-Полицай). — По-моему, именно так меня и расценили.

— Спекулировал иголками, месье, — подобострастно ответил один из них.

— Was?.. Spe-ku-lation!? — возмутился я, придав немецкий акцент. — Мерзавец!

Спекуляция преследовалась немцами самым строжайшим образом, вплоть до расстрела. Ажаны переглянулись, ожидая моего решения.

— Вот что, я сам отведу его в комендантуру. Чуть что — пристрелю! Ферштейст ду? — обратился я к мальчишке.

Струхнувшие ажаны тут же передали мне парня, даже не обратив внимания, что у меня нет кобуры. Лишь дня два назад подвыпивший офицер застрелил на улице какого-то парня за то, что тот нечаянно его задел. Или самого качнуло на парня… Естественно, ажаны поспешили ретироваться: мало ли что взбредет на ум оккупанту!

Парень шел смирно, не вырываясь. Решил, наверно, что дело его — труба. На мои вопросы отвечал дрожащим голосом. Я узнал, что ему семнадцать лет, зовут Констаном Христидисом, живет в Нанте. В семье девять детей в возрасте от четырех до двадцати одного года. Самая старшая — сестра Анна, он же — самый старший из мужчин. Наш разговор, приняв непринужденный вид, успокоил парня. Он понял, что зла я ему не желаю, даже сочувствую. «Почему?» — так и светился вопрос в его глазах. А мне стало ясно, по какой причине этому «самому старшему из мужчин» пришлось заняться рискованным делом — спекуляцией. И я решился:

— Послушай, Констан. Я — югослав, а не немец. Видишь, у меня и оружия нет, так как я обычный рабочий — шофер.

Парнишка недоверчиво зыркнул исподлобья. — Да, я — серб. Фашистов не люблю, как, должно быть, и ты. Как, говоришь, твоя фамилия?

— Христидис. — Ты — грек? Значит, мы — земляки, оба с Балкан, соседи, и я протянул ему сверток, в котором было несколько коробочков камамбера и с полкило масла.

Так я приобрел нового знакомого, самое главное — из Нанта, ставшего вскоре преданнейшим другом и помощником, как и вся его семья.

Появился и еще один, вернее одна помощница — Тереза Бинэ. Рыженькая девушка, совсем еще ребенок. Работала она официанткой в гостинице «Осеан» в городке Ля Боле, где между рейдами отдыхали немецкие офицеры-подводники, а также и летчики, офицеры ПВО. Познакомились с ней так. Как-то, проходя мимо гостиницы, я застал ее за заготовкой дров для кухни. Довольно трудная работа для девушки! Чтобы размяться, я взял топор и стал колоть дрова. Ко мне из-за моей галантности благосклонно отнеслись пожилые женщины-поварихи. Улыбаясь, они стали что-то нашептывать веснушчатой Терезе. Та так и зарделась. И я стал часто бывать не только на кухне, но и в самой гостинице. Мое признание, что я — не немец, не по своей охоте работаю у оккупантов, помогло укрепить с ними дружеские отношения. Стойкое сопротивление югославских партизан, о которых часто упоминало Би-Би-Си (они, конечно же, его слушали!), придало нашей дружбе оттенок особого доверия. Я жадно глотал все новости, которые мне любезно по секрету пересказывали. И не только услышанные по радио, но и просачивавшиеся в разговорах и бахвальствах отдыхавших. Некоторые женщины, в том числе и Тереза, неплохо владели немецким.

В Терезу был влюблен шестнадцатилетний паренек Клод, ее сосед. Он выразил желание помогать в борьбе против оккупантов. Покидая гостиницу, немецкие офицеры часто сетовали на то, что их опять отправляют туда-то и туда. Сведения, хоть и не особенно важные, тоже отправлялись через связных.

Вскоре звено «Тереза-Клод» расширилось за счет их друзей: юность всегда склонна к романтике и не всегда отдает себе отчет в рискованности и в возможных последствиях. Тереза и Клод были представлены Мишелю. Она стала запасной связной, он — связным между нами и Нантом, в частности с Констаном Христидисом.

В местечке Сен-Марк немцы спешно возводили доты для дальнобойной артиллерии, которая должна была прикрыть устье Луары, куда ранее так безнаказанно вошел «Кемпбельтаун». Внизу, на площадке, заканчивавшейся крутым обрывом к океану, не развернуться, и я, груженный цементом, спускался на машине задом. Мастер-тодтовец пятился передо мной спереди, указывая, как править. Крутизна увеличивалась. Вдруг машина сорвалась с зацепления (заводской брак так и не был надежно устранен!) и, набирая скорость, устремилась вниз. Я жал на тормоза, что есть мочи.

В уме проклинал недобросовестных французских рабочих, не исправивших этот брак. Завоняли тормозные колодки. Я ожидал, что вот-вот машина сорвется с обрыва. Успею ли выскочить? Да нет, даже об этом у меня не было времени подумать… В самый последний момент заднее колесо наскочило на какой-то выступ скалы и грузовик остановился у самой кромки обрыва! Я спасен!