Читаем Записки брюзги, или Какими мы (не) будем полностью

Причем последние имена бесят, подобно хиджабу, даже разумных людей, которые вдруг обрастают пеной у рта: «Это же тер-ро-рис-ты! Они убивали детей! Ты что, не знаешь, кто такой Басаев?! И этой гниде надо было давать слово?!!»

Ой-ля-ля. Я, положим, не слишком хорошо знаю, кто такой был Басаев. Но мне очень хочется понять, что заставило бывшего шабашника, недурно, по слухам, строившего коровники в центральной России, стать убийцей. И какую роль в его безжалостности к русским детям сыграло убийство русскими военными его собственных детей во время бомбежек. Потому что если ясна логика врага – есть шанс ему противостоять. Если логику врага запрещено понимать – значит, появится фантом врага, наделенный нашей логикой, и мы будем биться не с врагом, а со своими стереотипами. Причем с заранее прогнозируемым результатом.

* * *

– Дим, ты сдурел! Не строй из себя дурачка! Быдло должно знать: у нас есть враги, и враги не имеют права даже пикнуть, а ты что предлагаешь? Соскучился по Березе – возьми да и позвони. Потом расскажешь, интересно.

Это мой бывший друг, ныне циник. В разговорах со мной он без смущения говорит, что нация делится на элиту и быдло, пастухов и стадо. (А как же Пушкин: «Зачем стадам дары свободы, уделом их из года в годы?..») А потому умный человек имеет два пути. Либо притворяется быдлом, потакая предрассудкам, а сам ведет стадо на скотобойню, где сдает по рыночной цене (таков Жириновский), либо, когда шансов выглядеть бараном в глазах баранов нет, устраивается непосредственно мясником. Ну, или (если брезглив) стрижчиком руна.

А я веду себя неправильно, рассказывая стаду про мясников – а стадо меня все равно не полюбит, а мясники накажут. Это реальность. И умный должен ее понимать. А цинизм – это попросту мудрость. И вовремя предать – значит, уметь предвидеть.

И я со знакомым еще встречаюсь, но уже не спорю, потому что процесс зашел далеко.

Если сначала элита создает врагов для быдла, а потом отрубает любую возможность понять, что врагами движет, то затем сама начинает верить, что эти симулякры, фантомы, плакаты – реальны.

Сейчас мы на этом этапе. Российская элита по знанию мира стала занимать уровень лондонского быдла. Мой знакомый уже верит в заговор против России. Вот он ездит по заграницам, а там все его спрашивают про Политковскую и «Марш несогласных»: вестимо дело, Береза проплатил. Он теперь не верит, что людей в другой стране просто так, без денег, может интересовать гибель журналиста или избиение мирных граждан. Не верит, потому что давно сам ничего не делает за бесплатно, и ничем не интересуется за границей, кроме шоппинга. А ведь было время, и он, абсолютно искренне, ужасался бойне на Тяньаньмэнь. Тиражировал самиздат и жаждал знать правду. А теперь кривится на замечание, что устав Би-Би-Си не позволяет ей заниматься пропагандой («Ну, поговори еще со мной о преимуществах демократии!»: предполагается, умные люди знают, что у демократии нет преимуществ, и что в Европе демократии нет, и что Би-Би-Си занимается пропагандой по заказу властей, просто делает это тонко).

Он судит мир по себе, а его последний опыт жизни таков, что государство приватизировано и что в закон верят только лохи.

Он нашел себе идеал; он определил врагов идеала.

Пока он еще не на третьем этапе – не начал с врагами серьезную, полномасштабную войну. Но война эта, боюсь, все же будет. И за нее все заплатят. Абсолютно все – тут уж без деления на погонщиков и стадо. И абсолютно все – и погонщики, и стадо – будут в этой войне виноваты.

* * *

Впрочем, это я убежал далеко, а пока есть еще шанс насладиться предвоенной жизнью (кажется, в наслаждении состоит новейшая российская идея). Чему, конечно, мешает страх, у каждого всякий: одни трясутся при виде хиджаба, другие – налысо стриженых подростков, третьи (те, которые в хиджабах или налысо стриженые) – милиции или ОМОНа. Впрочем, я ОМОНа тоже боюсь, не понимая совершенно, что делать, если окажусь рядом во время очередного «Марша несогласных», и дубинки, стучащие по щитам, приблизятся ко мне. Может ли меня спасти искренний крик:

– Ребята, не бейте!

Или, наоборот, они смилостивятся, услышав:

– Я член «Единой России»!

Как они там внутри устроены? Что чувствуют, когда бьют людей? Про ваххабитов я все же знаю больше, чем про ОМОНовцев.

А потому у меня есть идея, которую пока трудно признать подрывной и антигосударственной. Ради уменьшения страхов нужны книги типа «Милиция для чайников», «Нацболы для чайников», «Ислам для чайников», «Быдло для чайников», «Коррупция для чайников», «Администрация президента для чайников».

Чем-то таким, просвещающим, пытался заниматься в свое время Илья Кормильцев, основавший издательство «Ультра. Культура»: выходившие книги представляли другие точки зрения на мир. Кончилось, правда, плохо: за публикацию научного труда о марихуане против Кормильцева возбудили уголовное дело, он скрывался в Лондоне, где и умер от рака.

Но вряд ли бы он одобрил в этой ситуации опускание рук.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное