— Два года назад, в июне, мы все встретились; это произошло, когда погиб ее брат, — он сгорел. Помню, я тогда еще сказал, что это самая ужасная смерть, которую я когда-либо видел, но теперь знаю, что был неправ… А Мэри Энн была такой красивой на похоронах. Она хорошо одевалась — этот парень Дью был неплохой человек. В нашем ремесле плохих людей не бывает, — простодушно добавляет Уокер.
Эбберлайн про себя отмечает, что у кузнеца Дью, в отличие от Николса, не было необходимости содержать пятерых детей, но возражать старику бесполезно. Он презирает Уильяма Николса, потому что тот не смог удержать его дочь от пьянства и позволил ей уйти из дома.
Впрочем, кузнец Томас Дью, как и Николе, в конце концов, все же рассорился с Мэри Энн, и в ноябре 1887 года она его оставила. Ее имя фигурирует в полицейской сводке от второго декабря того же года, когда эта женщина была найдена полицией спящей на Трафальгарской площади и, поскольку у нее не было ни гроша, препровождена в Ламбетский работный дом, в который уже не раз попадала. Здесь она знакомится с уличной проституткой Мэри Энн Монк — той, что опознала ее тело для полиции. В мае Полли Николе устраивается горничной в доме Сэмуэля Коудри, пожилого клерка из полицейского департамента.
Инспектор Эбберлайн рассматривает письмо, которое принес Уокер; этот листок — практически все, что осталось у него от дочери, и он передает его в руки полицейского бережно, словно драгоценность.
«Я надеюсь, вы будете рады узнать, что я нашла новое место, и все идет просто чудесно. Люди, у которых я живу, вчера уехали и до сих пор не вернулись, так что все здесь остается под мою ответственность. Они очень религиозны и трезвенники, так что мне приходится соответствовать их ожиданиям. Они очень хорошие и не требуют от меня многого. Я надеюсь, что у вас все в порядке и мальчик нашел работу. Пока прощаюсь, искренне ваша Полли. Ответьте мне поскорее, пожалуйста, и сообщите — как вы там!»
— Я написал ей, но больше она писем не присылала, а через два месяца… — Уокер опять замолкает.
Через два месяца супруги Коудри выставили Мэри Энн за дверь за кражу одежды, стоившей три фунта и десять шиллингов. Ей повезло вместо тюрьмы оступившаяся женщина вновь оказалась в работном доме. Больше шанса вернуться в нормальную жизнь ей не выпадало.
— Вы знаете о пожаре в доках, Уолтер?
Комната в клубе заполнена сигарным дымом, на часах восемь вечера, и все на своих позициях. Не хватает только принца — двадцать девятого августа Его Высочество уехал в Йорк.
— Я был там, джентльмены. Простоял не меньше часа. Удивительное зрелище! Помните то место у де Куинси, где он оправдывает эстетский подход к убийству и приводит в качестве примера пожар, что они наблюдали вместе с Кольриджем — причем последний остался недоволен зрелищем? Так вот, то зрелище, что представилось моим взорам в Шэдуэлле, удовлетворило бы самого привередливого ценителя пожаров!
— Очаровательно, — Томпсон кивает на газеты. — Если уж вы заговорили об убийствах, так знайте, что в ту ночь произошло еще одно, теперь уже на Бакс-роу! Опять убили женщину, и опять на улице, и опять с неимоверной жестокостью.
— Вы, англичане, привыкли считать нас, американцев, бесцеремонной нацией, — говорит Дарлинг. — Однако должен заметить, у нас никогда не сообщают о деталях расследования в прессу, тогда как в Британии это обычная практика, насколько я могу судить.
— И вполне оправданная, — Джеймс Стивен бросает на него исполненный достоинства взгляд. — Таким образом повышаются шансы найти свидетелей преступления!
— Как вы прекрасно знаете, в таких случаях свидетелей обычно не находится. Если не из-за боязни мести со стороны преступника, то из-за нежелания связываться с полицией. В этом отношении англичане ничем не отличаются от американцев.
— «Смерть наступила сразу, — читает вслух Томпсон. — Доктор Лльюэлин заявляет, что никогда ранее не был свидетелем столь зверского преступления, это самый ужасный случай за всю его многолетнюю практику… Доктор Лльюэлин — потомственный хирург, проживает на Уайтчепел-роуд вместе с незамужней сестрой, ассистентом и прислугой»…
— По-моему, если тело нашли на Бакс-роу, было куда быстрее послать в Лондонскую больницу, — говорит Сикерт. — Еще одно доказательство исключительной глупости полиции. Если в газете ничего не перепутали, то заметьте: «доктор Лльюэлин был разбужен». Это значит, что он даже не дежурил в ту ночь! В то же время до больницы оттуда всего несколько минут пешком, если перебраться через железную дорогу по переходу!
— Охотно вам верю, — отвечает ему Томпсон. — Вы, кажется, досконально изучили все эти трущобы. Но какое чудовищное преступление! Каким монстром должен быть тот, кто разрезал эту несчастную на куски!
— Судя по тому, что здесь пишут, вы преувеличиваете, — Сикерт забирает газету у Томпсона. — Ей лишь нанесли несколько резаных ран… «вероятно, она скончалась мгновенно»… Любопытно, кто и почему пришел к такому выводу? Вот бездарь…