Записки экспедитора Тайной канцелярии

– Да-а-а, – выпустил Толстой клуб дыма из любимой трубки, – с таким в карты не садись играть.

– Ловок! – отрезал Ушаков. Но по всему было видно, что не чудесные способности иноземца интересуют главу Тайного сыска. – Где, ты говоришь, его встретил? На рынке?

– Совершенно случайно, – пожал плечами не заметивший подвоха в вопросе Андрея Ивановича Орлов.

Вангувер был доволен собой. Он покинул особняк в прекрасном расположении духа. Несмотря на краткость визита и не слишком приятное общение с Ушаковым, он достиг своей цели. Элегантный господин стукнул пару раз тростью в дверцу кареты. Мальчишка, что сидел внутри, распахнул ее и на чистом русском языке обратился к хозяину:

– Нашел?

– Он в гостиной.

Мальчишка осмотрел ряд окон верхнего этажа, на которые ему указал Вангувер, и с радостью воскликнул:

– Там есть камин! Считай полдела сделано!

Вангувер и сам так считал, он сел в карету и велел кучеру трогать.

Раздосадованный Ушаков вышел из гостиной Орлова. Разве можно предпринимать столь рискованные действия без его ведома? Пускать ко двору иноземца, не проверив его хорошенько, не выпотрошив наизнанку?! Кто он, с каким умыслом пожаловал в нашу державу, когда трон российский и так под угрозой? Что за легкомыслие?! К лицу ли оно человеку, от которого зависит судьба православного престола? Польстился на легкую славу, какую непременно принесет ему визит голландского фокусника в падкой на все новое и необычное столице. О суета, суета! Погубит она Русь-матушку. Не для службы самодержавию российскому умы свои приспосабливает русский дворянин, а для получения удовольствий. И чем сановней, чем ближе к делам государственным, тем удовольствия сии требуются все изысканнее, а на это и силы, и время, и деньги нужны значительные. Куда уж тут интересы державы, до них ли теперь?

– Самойлов! – крикнул Андрей Иванович. А едва Самойлов подошел, понизил голос, дабы лишние уши не слышали: – Скажи, пусть отпишут в наше посольство в Голландии. Надо навести справки про этого господина, – Ушаков протянул экспедитору документы иноземца. – Но тихо, без особого шума.

Иван прочитал паспорт и поднял глаза на Ушакова:

– Кто это?

– Это я и хочу знать. Больно ловок, по-русски разговаривает почти без акцента. Кстати, приходи сегодня на представление, он у Орлова фокусы показывает.

Андрей Иванович решил, что нелишним будет, коли Иван своими глазами увидит заморского гостя. Ушаков посчитал разговор оконченным и направился к дверям, услужливо распахнутым перед ним вымуштрованными лакеями. Самойлов сначала не решался, а потом все-таки нагнал патрона и обратился с просьбой:

– Ваша светлость!

– Что еще?

– Дозвольте мне взять мою воспитанницу… – Андрей Иванович вскинул брови. Самойлов пояснил, смутившись: – На фокусы посмотрит, а то совсем зачахнет.

– Воспитателем заделался? – строго спросил Ушаков.

И этот туда же – фантазии разные вместо преданной службы.

– Сирота она.

Андрей Иванович вспомнил тонкую фигурку у монастыря, что трепетно прижалась к Ивановой груди, и хоть не в правилах его были сии сантименты, он неожиданно для самого себя смягчился:

– Ладно, бери.

Глава III,

в коей пропавший перстень царевича обретает нового хозяина, а вернее, хозяйку

Андрей Иванович Ушаков считал себя сподвижником Петра по праву. В то время как многие его современники пытались воспрепятствовать новым порядкам, он всей душой принял их. И стоял на их страже даже после безвременной кончины императора. Жесткая регламентация жизни сановных вельмож, введенная Петром Алексеевичем, была Ушакову особенно по сердцу. Одного лишь не мог принять. Ассамблеи эти. Переусердствовал царь-батюшка, сделав и приватную жизнь делом государственным. Нашим только волю дай, так они ее-то службой считать и начнут. Будут с важным видом вино попивать да кости друг другу перемывать, полагая, что выполняют столь странным образом волю Государя императора.

Не любил Андрей Иванович светской кутерьмы, но и игнорировать не мог. И этикет не позволял, и сборища эти могли стать местом, где зарождается брожение умов. Вот и сегодня принужден был скрипки слушать да гостей разглядывать, а вдруг как этот иноземец.

– Ну что, наш чародей прибыл? – поинтересовался Андрей Иванович у Орлова.

Тот казался весьма озабоченным.

– Еще нет, – Орлов обернулся и взмахнул рукой: – Степан!

Подошел камердинер. Хозяин дома зашептал ему на ухо:

– Как только приедет Вангувер, немедля мне доложить.

Гости неспешно прохаживались по залу, камердинер то и дело объявлял вновь прибывших. Ушаков вполуха слушал Толстого и наблюдал за гостями. Да уж, полстолицы, не меньше, собралось посмотреть на этого господина. Скоро гостиная у графа затрещит по швам, а виновник и не спешит появляться. У них там в Европах так принято, что ли? Ушакову даже занятным показалось сие зрелище: знатные вельможи покорно ожидают персону, которую сравнить впору что с шутом – иллюзионист. А Орлов волнуется!.. Ушаков бы еще дольше забавлялся сиими наблюдениями, если бы не очередное объявление камердинера: