Записки герцога Лозена

Я получил на той же неделе письмо от русской императрицы, в котором она, не входя в подробности, говорила о нашем плане, как о чем-то, что уже не составляет для нее никакого интереса; она предлагала мне поступить на службу к ней на самых блестящих условиях. Я написал королеве и просил ее назначить мне аудиенцию у мадам де Геменэ. Она пришла в тот же вечер, я не стал скрывать от нее, что меня могут арестовать ежеминутно во Франции и мне предлагают в России такой высокий пост, который не часто выпадает на долю простого смертного. Она несколько раз повторила:

— Счастливая русская императрица, а я несчастная! — и затем прибавила:

— Лозен, я давно уже предвидела, что вы будете потеряны для нас...

— Государыня, — ответил я, — я ведь уже много раз повторял, что пока буду счастлив сознанием вашего расположения к себе, я ничего не боюсь и готов на все. Я не покину Франции, как преступник, я не уйду со службы короля без его позволения и он не осудит меня, не выслушав. Пусть меня арестуют, все мои бумаги в надежном месте, и моя корреспонденция с его министрами послужит мне оправданием в этом деле. Тогда я буду свободен предложить свои услуги там, где их сумеют оценить.

— Вас не посмеют арестовать, Лозен, ведь все знают, что это значит иметь дело со мной, но что вы намерены ответить в Россию?

— Я приму предложение императрицы, но с тем, что я перейду к ней на службу только тогда, когда мне удастся покинуть Францию открыто и честно, значит, не ранее полгода, примерно.

— Дайте мне один год, этого будет достаточно, чтобы найти средство защитить и привязать вас навсегда к себе. У меня уже есть одно такое средство: де Теесе намерен, кажется, выйти в отставку и я могу предложить вам его место, хотите быть моим первым шталмейстером?

— Я глубоко тронут вашей добротой, но не могу воспользоваться ею. Ведь этот пост сразу подтвердит все те гнусные предположения, которые делались на наш счет, и я снова повторяю вашему величеству, что я не согласен позволять себя осыпать благодеяниями, результатом чего может явиться подозрение, что я делаю все из расчета, а не от чистого сердца. Я подожду еще год, так как моя королева этого хочет, но я нисколько не обманываюсь насчет того, что мне придется покинуть Францию. Я уверен в том, что этого срока будет более чем достаточно, чтобы ваше величество отнеслись совершенно равнодушно к моему отъезду из Франции.

Слезы покатились из глаз королевы.

— Вы обращаетесь со мной очень жестоко, Лозен, — и, оборачиваясь в сторону мадам де Геменэ, она добавила, — послушайте, помогите мне уговорить нашего общего друга не покидать нас. Если бы у меня был сын, — сказала она, краснея, — я была бы счастлива, если бы вы могли быть его воспитателем.

— Я мог бы желать только одного, — ответил я, — служить ему так же верно, как вам, но я не чувствую в себе способностей быть воспитателем короля.

— Мало таких людей, как вы, и я не хотела бы его видеть в других руках чем в ваших... Я уверена, что графиня разделяет мое мнение.

— Вы, может быть, рассердитесь на меня, ваше величество, но ведь вы знаете, насколько мне дорог Лозен, а между тем я не могу не согласиться с ним, что он поступил умно, отклонив ваше милостивое предложение и приняв приглашение русской императрицы, так как там его оценят гораздо больше, чем в родной стране.

Разговор в этом духе продолжался еще несколько времени, потом королева сказала что-то шепотом мадам де Геменэ, та подошла ко мне и, смеясь, сказала мне:

— Скажите, пожалуйста, вы очень дорожите белым пером, которое было на вас в тот день, когда вы уезжали отсюда? Королеве очень хочется иметь его. Неужели вы откажете ей в этой просьбе?

Я ответил на это, что сам не осмелился бы предложить его ей, но попрошу мадам де Геменэ передать его от себя. Я немедленно послал курьера в Париж за этим пером и на следующий день вручил его мадам де Геменэ. На другой же день я увидел его на королеве и, когда я пришел к обеду, она спросила меня, хорошо ли она причесана? — Прекрасно! — ответил я. — Никогда я не чувствовала себя в таком дорогом головном уборе, как сегодня, — ответила она с невыразимой грацией, — мне кажется, будто я обладаю из ряда вон выходящим сокровищем. Лучше было бы, если бы она не сказала этого, так как герцог Коаньи услышал наш разговор и понял, откуда у королевы это перо. Она стала уверять его, покраснев, что я привез это перо из своих путешествий и подарил мадам де Геменэ, а та отдала его ей. Герцог де Коаньи в тот же вечер говорил еще по этому поводу с мадам де Геменэ, высказал свое неудовольствие по отношению ко мне, сказав, что я очень афиширую свое отношение к королеве и он только удивляется, что она допускает и поощряет это. На это он получил очень сухой и холодный ответ и с тех пор стал изыскивать средство удалить меня.