– С чем больной? – задаю вопрос шоковому хирургу.
– Похоже, внутрибрюшное кровотечение. Падение с высоты. Но нам, если что, его негде оперировать. Столы все заняты.
– Вы отзвонились в бюро госпитализации?
– Конечно. И через 10 минут его доставили.
– Что можно предпринять?
– Ничего, пока стол не освободят!
– А что оперируют?
– На двух столах трепанация идет, на третьем – внематочная.
– А сразу нельзя было в другую больницу отправить?
– Да пробовали, но «скорики» даже слушать не захотели. Нас, говорят, ваши проблемы со столами не интересуют. Мы вам клиента доставили, теперь он на вашей совести!
– Хорошо, про совесть потом! Давай ему УЗИ выполним.
– Уже выполнили. Полный живот крови!
– Что же делать?
– Звоните главному хирургу!
Ситуация вышла из-под контроля: звонили Ржеву, тот кому-то перезванивал, искали сестру, сняли с палаты анестезиолога. Все через ругань и повышенную нервозность. Наконец через час с горем пополам закатили пострадавшего в плановую операционную.
– Похоже, ему помощь уже не нужна! – тихо молвил шоковый хирург, когда стали перекладывать пациента с каталки на стол.
– Реанимируйте! – крикнул я анестезиологу.
– А стоит?
– Да! Его живого привезли!
– Полтора часа назад! – огрызнулся он и добавил, взявшись за дефибриллятор: – Отойти всем от стола!
Как написали в истории болезни, реанимационные мероприятия в полном объеме в течение тридцати минут не увенчались должным успехом, и в 03–30 была констатирована биологическая смерть.
Вот так в XXI веке в многопрофильной больнице в Петербурге скончался пациент от продолжающегося кровотечения. Не дождался помощи в одном метре от операционного стола, который оказался занят. Не повезло.
Вышел из операционной, на душе кошки скребут. Если минус месяц учебы, то сегодня исполнился год, как я тружусь в качестве городского хирурга. Прошел новый виток моей медицинской деятельности. Ничего не меняется. Все одно и то же. Теперь практически узнал всю подноготную нашего хирургического быта. Декорации и главные действующие лица все те же. Меняется только массовка.
До конца сдачи дежурства оставалось около пяти часов. Я спустился в приемник и помог там.
Зарождался новый день. За окном забрезжил рассвет. Около пяти часов утра поднялся в операционную. Стояла не совсем привычная тишина. Из персонала никого нет. Отдыхают. Все три стола стоят пустые. Чистые, отмытые, готовые к приему новых пациентов. Редкая картина, когда все операционные столы не заняты. Эх, повернуть бы время вспять, часа на три назад!
До конца дежурства больше ничего экстраординарного не произошло. Передал смену без эксцессов. Перед уходом домой глянул на себя в зеркало. Вроде бы за эту ночь прибавилось седых волос. Или мне показалось?
Эпилог
Мой дорогой читатель, вы закончили чтение записок хирурга Правдина. Перед вашими глазами промелькнули герои медицинских будней. Вероятно, что часть историй вы сочтете курьезными или придуманными. Это ваше право. Однако я устами своего героя старался, чтобы приоткрылось закулисье, тщательно оберегаемое от постороннего взгляда. Тайной за семью печатями являются те проблемы, что здесь прозвучали. К сожалению, не на все вопросы мы получили желаемые ответы. На другие и вовсе нет никаких разъяснений. Но в этом вины автора нет. Увы, это наша система. Круговая порука и упорное молчание, трактуемое в миру как врачебная тайна.
Дмитрий Правдин описывает в «Записках» то, что наблюдал сам. Но все вышесказанное повествование не надо воспринимать как документальное творение. Доля художественного вымысла, без сомнения, присутствует. Это не мемуары, а художественное произведение. И прошу не искать в нем себя или каких-то общих знакомых. Все персонажи – собирательные образы. Реальных людей с такими именами и фамилиями я не встречал. Любое совпадение – это чистая случайность.
Но все случаи и истории, описанные здесь, произошли на самом деле. За основу взяты подлинные эпизоды из собственной практики. По этическим соображениям многое пришлось завуалировать, ибо суровая действительность в некоторых местах может вызвать нежелательную реакцию. Слишком впечатлительных читателей у нас предостаточно.
«Записки городского хирурга» ни в коем случае не надо сравнивать с произведениями Вересаева, Чехова или Булгакова. Слишком разные у нас задачи. Начать с того, что я описываю ХХI век. И проблемы наших дней неуместно сравнивать с концом ХIХ или началом ХХ вв. То, что было актуально в ИХ время, нам кажется довольно забавным и представляет интерес больше исторического, чем житейского плана. Я выношу на суд читателя проблемы наших дней, злободневные сейчас. Через сто лет и мои записки станут анахронизмом. Что делать? Такова жизнь.