Записки городского хирурга

– Я вам не отказываю, а предлагаю альтернативу: самим направить пациента на гастроскопию. Только и всего. А сейчас, извините, у меня обход.

В пятой палате уже шесть человек, но вопросов не меньше, чем в предыдущей. Стало ясно, что с таким подходом и до утра не успею обойти все отделение, тем более, что необходимо произвести перевязки. Решаю форсировать процесс. Сокращаю время для беседы. Получается плохо. У меня складывается впечатление, что наши пациенты лежат абсолютно бесхозные и никому не нужные.

Позже я беседовал с лечащими врачами, и оказалось, что я был недалек от истины. У них просто элементарно не хватает времени для длительного общения. Больше половины его занимает рутинная бумажная работа. На лечебный процесс остается все меньше и меньше. Бесконечные операции поглощают остальные часы.

Вот и получается, что не до задушевных бесед. Врач всегда окружен толпой прикреплённых к нему студентов и ординаторов. Больные меняется часто. Мы, бывает, не всегда представляемся, а бейджи читают немногие. Замкнутый круг. В итоге больные считают себя обделёнными вниманием.

Перехожу из палаты в палату. Не всегда удается ускориться. Очень много вопросов. Стараюсь не уронить марку, отвечаю на большинство. Вижу, люди стали улыбаться. Хвалят.

– Хороший доктор, внимательный. Жалко, что не меня ведет, а всего лишь дежурант.

Осмотрел первый пост, прошел на второй. Как черт из табакерки, появляется перед самым моим носом Виктор Афанасьевич Капуста, ответственный врач по больнице. Лицо недовольное, можно сказать, злое:

– Дмитрий Андреевич, почему вы проигнорировали просьбу Юлии Сергеевны, да еще и нахамили ей впридачу?

– Какой такой Юлии Сергеевны? – делаю круглые глаза.

– Бросьте! Дежурному эндокринологу. Что вы ей там такое сказали? Что за червяк?

Я в двух словах, как мог деликатнее передал диалог с телефонной трубкой и, закончив, обвел рукой отделение:

– Вот, Виктор Афанасьевич, уже почти 14–00, а мне надо оставшиеся три палаты обойти и с десяток перевязок осуществить. Причем половину на месте!

– Зачем?

– Больные тяжелые! Сами не ходят. У меня тоже желания их таскать, свой пуп надрывая, нет. Санитары отсутствуют. Медсестры сами видели какие. Если есть в них по 40 килограммов живого веса – уже хорошо. Студентки, ели ноги передвигают.

– Ну, других у нас нет, – философски заметил ответственный. – Но на будущее учтите, в таких ситуациях вначале хирург смотрит, а далее направляют на ФГДС.

– Глупо как!

– Не будем спорить, вижу, вы работаете. Не прохлаждаетесь. Поэтому скажу Юлии Сергеевне, чтобы сама направила больного на гастроскопию. Но вы, как закончите у себя, обязательно поднимитесь на эндокринологию и освидетельствуйте пациента.

– Всенепременно! Обещаю!

Виктор Афанасьевич грозно посмотрел на меня поверх толстых очков в роговой оправе, но ничего не сказал, а пошел дальше по своим важным делам.

Избавился от дел только к 17–00. Меня пока никто не разыскивал, но, помня о данном Капусте обещании, отправился на эндокринологию.

– Вы так долго шли, что больной мог уже несколько раз умереть! – съязвила Юлия Сергеевна, миниатюрная 25-летняя ярко выраженная пергидролевая блондинка с замашками классной дамы.

– Помер, что ли?

– Представьте себе, нет!

– А что так?

– Ну вы, доктор, шутите неудачно!

– Как можно! Я же хирург, чуть что, сразу на стол и резать! Кромсать! Мы далеки от вашей проницательности.

– Фи! – скривила прокрашенный блеклой помадой ротик блондинка. – Неостроумно.

– Остроумней было настучать ответственному!

– Я никому не стучала! – нахмурила лобик докторица. – Я просто доложила об инциденте! А что мне оставалось делать, если его рвало «кофейной гущей»? Вы не идете, его рвет. Что?

– Ясно! Что с больным? Что нашли на гастроскопии?

– Да ничего не нашли! – чуть не плача, крикнула Юлия Сергеевна.

– Пойду осмотрю пациента. В какой он палате?

– Ну, что выяснили? – вскинула бровки эндокринолог.

– Выяснил, что накануне больной пил гранатовый сок. Утром его вырвало. Соседи по палате позвали вас, вы – меня.

– Так, а почему он мне ничего не сказал про сок?

– А вы, видимо, и не спрашивали. Сразу бросились искать хирурга. Запись я оставил, спокойного дежурства!

– Спасибо, Дмитрий Андреевич! – донеслась вслед запоздавшая благодарность.

«Как вот таким, прости господи, дурам доверяют жизни людей?» – подумал я, но вслух произнес: – Если кто томатный сок выпьет и начнет опорожнять желудок – зовите!

Пока суть да дело, солнце стало опускаться, рабочие сутки перевалили за половину. Совершил вечерний обход в реанимации. Все живы-здоровы. Шел по коридору на первом этаже, отметил про себя, что 3-я хирургия пашет в поте лица. Всюду люди, каталки, кровь, стоны, ажиотаж. Ни минуты покоя бедным коллегам.

Постановил: пока на отделении все спокойно, нет и консультаций. Надо прилечь и попытаться заснуть. Как был в робе, прямо в ней упал на кровать и закрыл глаза.

– Дмитрий Андреевич, у Барсукова из 11-й палаты рвота кровью, – донесся откуда-то извне голос медсестры.

– Он сок гранатовый, часом, не пил? – борясь со сном, поинтересовался я.

– Какой сок, доктор, у него же язва! Вставайте уже!