Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819)

Двор переехал в Зимний дворец; несмотря на то, что мне еще далеко было до разрешения от бремени, я себя чувствовала нехорошо, и доктора приказали мне не выходить из дому: это было необходимою предосторожностью. Графиня Толстая была также беременна и должна была родить раньше меня; у нее родился сын и, несмотря на свое нездоровье, я ухаживала за ней некоторое время. Поправившись, она переехала ко мне на три недели, чтобы присутствовать при моих родах, которые были очень счастливы и совершились 22-го ноября. Я родила дочь, которую имела счастье вырастить. Я не могу обойти молчанием мою дружбу с прелестной женщиной-графиней Шенбург, дочерью Сиверса. Год тому назад она приехала с своей матерью из Дрездена. Графиня Толстая познакомилась с ней во время своего путешествия. Я ее видела, когда ей было 14 лет, во время ее короткого пребывания в Петербурге. Ее мать хорошо знала мою и привезла ко мне свою дочь. С первой минуты нашего знакомства графиня Шенбург почувствовала ко мне сильное влечение, о чем она мне часто рассказывала впоследствии. По своему уму, душе и чистоте сердца это было редкое существо. Она прекрасно знала языки и музыку и артистически рисовала; была чувствительна, пламенна и обладала прямодушием честного человека. Она делила свою жизнь между мной и графиней Толстой, умеряя дружбу, которую питала ко мне, чтобы не огорчить графиню Толстую. Можно сказать о ней, что основой ее сердца была тонкая деликатность. Она ухаживала за мной во время моих родов. Я была счастлива, как только можно, в это время: мой муж и обе подруги не оставляли меня, великая княгиня высказывала искреннее участие и часто писала мне. Моя маленькая дочка прекрасно себя чувствовала, и это спокойствие и уверенность в счастье укрепляли мои силы. Через месяц после моих родов, графиня Толстая, будучи со мной наедине, сказала мне: «Уже два дня, как великая княгиня посылала к вам; я отправлюсь сейчас к ней, чтобы рассказать ей, как вы себя чувствуете, о вашем здоровье и узнать о ее здоровье». Через четверть часа мне принесли от великой княгини записку, полную нежности и любви. Я ответила со всей силой моей привязанности, и только что мой ответ был отослан, как вернулась крайне недовольная графиня Толстая. «Это невероятно», — сказала она, — «если бы не я заговорила о вас, великая княгиня даже не спросила бы меня, как вы себя чувствуете». Я улыбнулась и показала ей записку, ставшую для меня дороже всех сокровищ. Графиня Толстая не могла оправиться от своего изумления. Сильно чувствующий человек находит отклик в любящем его сердце. Великой княгине не нужно было говорить обо мне: ей было достаточно подумать обо мне, чтобы знать, что я ей отвечу. Так как я явилась ко двору только в январе, то не была свидетельницей ни прибытия в октябре Кобургских принцесс, ни их отъезда через 5 недель, ни миропомазания и обручения принцессы Юлии с великим князем Константином; но лицо, заслуживающее доверия и видевшее все это, мне рассказало все подробности, которые я и помещаю здесь.