Записки грибника #2

Была когда-то ещё идея, мина со счетчиком. Механический привод — одна шестеренка, храповик, вал, шток, возвратная пружина и мембрана из кожи, оклеенная всяким мусором для маскировки. Десять раз наступили, одиннадцатому… Не повезло…

Обчество предложило свернуть язык трубочкой, засунуть в гузку и подудеть. — Без сопливых, мол, обойдемся.

Да здравствует автократия, самая автократичная автократия на земле. Чтоб я ещё хоть раз о чем-то разговаривал с этими баобабами… После знание! Да нахер оно здесь кому нужно! Меня даже слушать не хотят…

— Никшни, пока…

— Федор помолчи…

— Федь не можно так…

— Пасть закрой сопляк, ты как со мной разговариваешь…

— Феденька, иди, проверь пищали свои, коими ты стрельцов оборужил…

Чуть не расшибив лоб о низкую притолоку, в бессильной ярости выскочил из избы, с треском закрыв за собой дверь. На миг остановился на крыльце оглядел двор и со всех ног ломанулся к своему дому.

Надо срочно, что ни-будь сломать или… морду набить, кто под руку подвернется.

Дальнейшее было как в тумане. Помню, как был в доме, брал ружье, гранаты за каким-то чертом прихватил, кидал в мешок еду. И все это сопровождалось безудержным рычанием и бессмысленными матюгами. Затем бородатые и бритые лица стрельцов… Чужие ладони на моих плечах и вырывающие из рук оружие…

С шумным плеском на лицо вылился поток воды, мгновенно намочив с головы до ног, даже в сапогах болото захлюпало.

Доброе лицо со свежим бланшем под левым глазом склонилось надо мной и участливо спросило, дыхнув чесночным перегаром, — Ишшо добавить али как?

— Нет, не надо. — Я сидел на земле у колодца в луже грязной воды, а вокруг стояли стрельцы, с веселым интересом взирающие на очередное укрощение «бешеного»

Как случайно узнал, такое прозвище мне дали парни, еще в первый день знакомства.

— Тебе помочь. — Спросил стрелец и протянул руку. Я отбил её в сторону, сам встал на ноги и побрел домой. Переодеваться.

Я знаю много. Очень много. Просто гений по меркам нынешнего времени. Только вот парадокс, никто гения слушать не хочет, когда он начинает совать свой умный нос в дела, где правит бал личный опыт предков. Как с техником и механиком со мной никто не спорит. Слушают прописные истины (для двадцатого века) словно молитву читаю с амвона. Стоило только заикнуться, что Владислав в деревне Деулино подпишет мир с Москвой и этого допустить нельзя ибо этот мир плохой и отдадим двадцать девять городов ляхам…

Даже Силантий посмотрел на меня так, словно первый раз увидел… Нехорошо так посмотрел… А остальные словно с цепи сорвались. Я вдруг в одночасье стал польским шпиеном и предателем земли русской и меня надобно прикопать за околицей в назидание потомкам.

Заикнулся про террор в отношении панов командиров… Лучше бы я молчал…

Блин, в отряде три винтаря с прицельной дальностью в полверсты. Да можно было бы такую сладкую жизнь устроить полякам, они за ограду лагерей выходили бы не меньше чем в сотню рыл.

Пострелять издалека, выманить отряд и завести его на минное поле али в засаду, э-эх…

Не помню, кто сказал, — врага можно оставить за своей спиной, только его предварительно надо убить.

— Нет, ядрена кочерыжка, невмочно так с ворогом поступать, ибо нет чести в такой победе.

Тьфу, на вас, пеньки замшелые.

Переодевшись в сухую одежду, покопавшись в закромах, накрыл стол, чем бог послал. Вышел в сени. Там на лавке у двери сидела моя «тень»

— Пошли, поедим что ли и это… остальных позови.

Он сидел, молча, и смотрел на меня, не делая никаких попыток подняться с места.