Записки из Третьего рейха. Жизнь накануне войны глазами обычных туристов

В сентябре 1935 г. первый секретарь британского посольства Ивон Киркпатрик[422] только что вернулся из поездки по Мекленбургу и Померании, во время которой проехал почти 1000 км и увидел «массу людей». Хотя Киркпатрик столкнулся с бедностью и недовольством, он решил, что фюрер полностью контролирует ситуацию в стране: «Сложно представить себе, какое политическое или экономическое событие должно произойти, чтобы Гитлер потерял власть». Киркпатрик считал, что новый «закон о гражданине Рейха» (а именно два печально известных Нюрнбергских расовых закона, по которым евреи теряли свои гражданские права) необыкновенно хитрый ход: «Каждый немец должен будет поддерживать политику властей, чтобы получить свидетельство о гражданстве, а после этого он должен будет поддерживать правительство, чтобы это свидетельство не потерять»[423].

Трумэн Смит, который тридцатью годами ранее стал первым американцем, взявшим интервью у Гитлера, теперь был военным атташе в посольстве США. Смит считал, что «в Германии пока еще нет полного единства», однако соглашался с Киркпатриком в том, что любая критика была направлена против партии, а не фюрера. По мнению Смита, главная проблема Гитлера заключалась в крайне низком уровне руководителей-нацистов, которых набрали из «отребья и головорезов», появившихся на политической арене после Первой мировой войны. Хотя эти полубандиты, ставшие гауляйтерами (главами региональных отделений Национал-социалистической партии[424]) и министрами, были крайне непопулярны, как ни странно, недовольство ими не перерастало в недовольство фюрером. «Некоторые немцы, вне зависимости от класса, – писал Смит, – восхищаются этим странным человеком». Они приписывают ему положительные качества и верят вездесущей пропаганде[425].

Примечательно, что Киркпатрик, который не жил в Германии до прихода нацистов к власти, увидел нужду и лишения, а вот австралийский дипломат Артур Енкен, работавший в британском посольстве во время депрессии и путешествовавший по Германии в сентябре 1935 г., придерживался иного мнения:

«На людях тщательно отутюженные брюки, кажется, что только что прошел национальный день глажки и стрижки, хотя любители выпить, как и прежде, увы, не знают меры. Молодые люди больше не слоняются без дела, подражая недовольному пролетариату. Все подтянулись, судя по всему, волевым решением. Они вернули себе самоуважение»[426].

Енкен обратил внимание на одну странность, а именно на то, что нация стала намного более белокурой с тех пор, как он последний раз был в Германии. По данным официальной статистики, в 1934 г. было продано более 10 миллионов упаковок краски для волос, а вот «губную помаду, столь любимую еврейками», признали негерманским продуктом и отправили на свалку[427]. Когда одиннадцатилетняя дочь Трумэна Смита нарисовала в классе портрет своей американской бабушки с ярко накрашенными губами, учительница пришла в ужас: «Дорогая, бабушки не пользуются помадой!»

[428]

Енкен также отметил и более серьезные вещи, например, острую нехватку продовольствия. От него не ускользнуло и то, что многие люди работали неполный рабочий день, а «тщательно отутюженные брюки» были сшиты из такой тонкой ткани, что в них нельзя было согреться в холодное время года. Один бывший военнослужащий СА рассказал дипломату, что он и его друзья не могли себе позволить зимнюю одежду и поэтому «каждый день мазались лосьоном, стимулирующим рост волос на теле»[429].

Енкен, который в годы Первой мировой войны был награжден Военным крестом, приводил стандартные аргументы, оправдывая обращение нацистов с евреями. После четырех лет работы дипломатом во времена Веймарской республики он разделял расхожее мнение, что доминирование представителей еврейской нации в Германии имело негативные последствия для страны. Таких взглядов придерживались далеко не только те, кто сочувствовал нацистам. Енкен упоминал о книжных магазинах, «заваленных возмутительными публикациями», о кинотеатрах и театрах, которые полностью контролировались евреями. В отчете для Министерства иностранных дел дипломат писал о том, что стране необходимы изменения[430]

. Некоторым бывшим военным, посещавшим Третий рейх, казалось, что нацисты отлично справляются с этой задачей.

* * *

«Командир» Мэри Аллен, конечно, не участвовала в войне, но вела себя так, словно была старым солдатом. Сложно представить себе даму более далекую от представления нацистов об идеальной женщине. Мэри нисколько не интересовалась детьми, кухней и церковью («Kinder, Küche, Kirche»). Ее внешний вид – безукоризненная униформа, армейские сапоги, короткие волосы, – а также безразмерное эго бросали вызов обществу, в котором доминировали мужчины. Но несмотря на это однажды ночью, в марте 1934 г., Мэри вышла из берлинского отеля, в котором остановилась, прошла по засыпанной снегом площади Вильгельмплац к Рейхсканцелярии для личной встречи с Гитлером. Заметим, что ей удалось встретиться с фюрером почти на год раньше Юнити Митфорд.