Записки капитана флота

В продолжение нашего заточения в городской тюрьме повстречался случай, о котором нельзя не упомянуть. Когда соседу нашему японцу, содержавшемуся не шесть дней, как то он нам прежде сказал, но гораздо более, сделано было на тюремном дворе телесное наказание, так что мы крик его могли слышать, то в тот же день пришел к нам с переводчиком Кумаджеро чиновник и уголовный судья Мататаро объявить по приказанию губернатора, чтоб мы, слышав о наказании преступника, содержавшегося с нами в одном месте, не заключили, что и мы подобному наказанию подвержены быть можем, ибо по японским законам иностранцев нельзя телесно наказывать.

Преступление сего человека состояло в том, что в общих, или, по-нашему сказать, торговых, банях он оставлял свое худенькое платье, а брал другое, понаряднее, будто бы ошибкою. При нас водили его несколько раз в суд со связанными назад руками. Наконец в один день дали ему 25 ударов, а через три дня еще 25, но чем секли, мы не видали, а слышали удары и что он громко кричал. Приводили его в тюрьму с обнаженной спиной, которая была в крови; работники плевали на спину и растирали слюну, тем и лечили его. Потом, как спина поджила, то на руки выше локтей положили клеймо, означающее, что он был наказан, где и когда, и отправили на северные Курильские острова, разумеется, на северные из принадлежащих японцам.

В то время мы думали, что сие уверение было ложное, сказанное только, чтоб нас успокоить, но после узнали, что действительно у них существует такой закон, из которого исключены только те иностранцы, кои будут проповедовать японским подданным христианскую религию, ибо против таковых у них есть самые жестокие постановления.

В половине июня водили нас всех раза два к губернатору, где в присутствии его и других чиновников читали нам наши ответы и спрашивали, так ли они написаны. Все те случаи, которые могли быть пагубны для японцев, впутанных в наше дело, и о коих выше я говорил, были выпущены, почему мы об них и не поминали. Но когда читали ответы господина Мура, то мы делали возражения, ибо он от всего отперся и уверял, что никогда не уговаривал матросов уйти. При сем случае Шкаев ему сказал: «Побойтесь Бога, Федор Федорович! Как вам не совестно? Разве вы никогда не надеетесь быть в России?» Я и господин Хлебников сказали ему: «Молчи!» Господин Мур это тотчас взял на замечание, и мы после за слова сии дорого было заплатили, как то впоследствии будет описано. Наконец японцы, видев наши споры, взяли на себя согласить сделанные нами ответы и отпустили нас.

29 июня прибыл в Матсмай новый губернатор Огасавара Исено-ками. 2 июля повели нас в замок. В присутственном месте нашли мы всех тех чиновников, которые обыкновенно бывали при наших допросах, и господина Мура с Алексеем. Лишь мы вошли, как господин Мур сказал мне, чтоб я ничего не боялся, ибо дела хорошо идут. Чрез четверть или полчаса прибыли оба губернатора со своими свитами; у каждого из них по одному чиновнику шли впереди, а все прочие назади. В свите нового губернатора, который был старее, находилось двумя человеками более, нежели у прежнего; шел он впереди и сел на левой стороне, а прежний губернатор рядом с ним на правой.

В Японии на губернаторские места определяются люди из дворян, или, лучше сказать, бояр. Класс сей после владетельных князей, называемых данмьио, есть первый; они именуются хадамадо. Старшинство между ними считается по заслугам и древности фамилии; так и начальство им дается. Это похоже на старинное обыкновение, существовавшее до введения в России регулярных войск. Впрочем, новый губернатор и летами был гораздо старее: он имел 74 года от роду, а прежний 50, но оба казались несравненно моложе своих лет, как и все японцы вообще кажутся. Новый губернатор по росту был выродок из японцев – не ниже наших матросов, и потому японцы смотрели на него как на некое чудо. Услышав, что он назначен в Матсмай губернатором, японцы тотчас сказали нам, что великан сюда едет, и мы увидим, что и в Японии есть люди не ниже нас. Еще видели мы одного офицера службы князя Намбуского, который и у нас считался бы большого роста.

Все бывшие тут японцы отдали им свое почтение обыкновенным у них образом, о коем я прежде упоминал, а мы поклонились им по-своему. Прежний губернатор, указав на товарища своего, сказал, что это приехавший к нему на смену обуньио Огасавара Исено-ками, и велел нам сказать ему, начиная с меня, чины и имена наши, что мы и сделали с поклоном, говоря: я такой-то. На сие он нам отвечал улыбкой и небольшим наклонением головы вперед. Потом прежний губернатор, приказав одному из чиновников принести большую тетрадь, сказал, что она писана Муром и названа им представлением и что теперь нам нужно оную прочитать и объявить им, согласны ли мы в том, что Мур описывает. После сего оба губернатора вышли, поручив бывшим тут чиновникам выслушать наше мнение.