Записки кельды

Удар в ногу, сзади! Это тот, справа, наконец решился.

Последний левый уронил болт и замахнулся ставшим бесполезным арбалетом. Нога немеет. Рывок. Оторванная рука вместе с арбалетом с диким ускорением летит вслед убегающему пятому, вырывая ему плечо — то самое, которое полетело через кусты в реку.

От рефлексии на пять проткнувших тело чужеродных предметов, три из которых торчали в животе, меня аж скрючило.

Дальше Вова завалился, неудачно упав вперёд, вдавливая в себя злосчастные болты. И об этом он тоже досадовал — что упал не так.

Потом скулёж. Акташ. Он изо всех своих щенячьих сил тянул за ворот куртки. Швы затрещали, Акташ постарался прихватить получше, вместе с одеждой захватил кожу, прямо с мясом, больно, блин. И слюнявы-ы-ый…

О, боги…

Надо выйти, воздуха глотнуть.

Я чувствовала себя рыбкой, вынутой из аквариума.

— Ну что?! Что он?!

Не сразу сообразила даже, кто рядом, лица сливались в сплошной ряд.

— Я пойду внутрь, как отключусь — выдирайте болты, ясно?

— Сделаем!

Дальше всё уже было рутинно. Разрывы. Кровотечение. Исцеление. Подпитка. Вовремя вспомнила про себя, чтобы в обморок не брякнуться на выходе. Всё. Все молодцы.

СОБАЧЬЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

Мы шли через брод. Очень живописно. Впереди барон, в кровавых одеждах, но с бревном на плече, чисто Шварценеггер, только наше бревно в разы солиднее. На бревне сидела я. Да, прямо верхом! По-женски, конечно, изящно свесив ножки в одну сторону. Ну, я надеюсь, что изящно. За нами шагали очень воинственного вида мужики. Рядом хлюпал Акташ. Муж меня успокаивал, как мог:

— Любимая, это хорошо, что никто из них не выстрелил в сердце.

— Или в голову.

— В сердце! Это фатальнее. Если снайпер стреляет в сердце, контрольного в голову не надо. А вот наоборот — да! При выстреле в сердце у человека есть шанс выжить, только если он лежит на операционном столе — сразу!

— Мда. Я бы не добежала…

— А человек со стрелой в животе умирает семь часов, — утешил меня муж.

Мысли стали медленными и тупыми, как золотистые медовые капли.

— Прямо повезло нам.

В лагере Вова зашёл в наш домик переодеться, я, конечно же, пошла за ним и не смогла удержаться от возмущения. И как это бывает, психика начала лечить сама себя, цепляясь за что-то совсем второстепенное:

— Припёрлись, тоже мне! Мало того, что всё в крови, так ещё и хрен починишь! А, между прочим, футболка новая совсем была!

Вовка начал тихо смеяться. Я тоже. Мы сидели на топчане и ржали, как два дурака, до слёз. Ладно, отпустило.

В дверь постучали. Настойчиво. Ну, кто же у нас ещё отличается специфической деликатностью?

На крыльце стояла друида, а рядом — понурый Акташ.

— Он переживает, что не успел, — Андле, как всегда, без вступлений, сразу по существу, — Это плохо, — она так серьёзно на нас посмотрела, что сразу стало ясно, что это действительно плохо, без дураков, и нечего тут… — У собаки может начаться депрессия. Тем более для маленького плохо. Для психики.

Вот сейчас прямо всё стало понятно, да.

Я попыталась найти слова, аргументы какие-то:

— А разве он мог успеть?

Андле пожала плечами:

— Не думаю. Кто знает…

— Это вообще принципиально?

Никто, никто не умеет больше так смотреть. Со всеми этими… смыслами.

— Я начала работу с его сознанием. Нельзя обманывать. Это может его сломать.

Час от часу не легче!

— Ладно, хорошо… Допустим, нам надо проверить качество действий щенка, так? — Андле кивнула, хотя я спрашивала скорее так — мысли вслух, — И как мы сможем… это оценить?

Она на секунду задумалась:

— Я… могу видеть его сознание. Ты, как видящая души, можешь видеть меня. И можешь показать барону!

Фига себе, цепочка!

Вова решительно отшагнул назад внутрь комнаты и скомандовал всем:

— Так, заходи́те!

Мы закрыли дверь, сели кружком на полу, взялись за руки: друида-я-барон, Андле и Вова взяли Акташа за лапы. Каравай наоборот. Сюр какой-то. Ладно, поехали.

Вот, значит, как видят собаки.

Было тепло, жарко… картинка была поблёкшей, почти серо-белой, зато яркими струями, пятнами, шлейфами были видны запахи. Вон там, в кустах, запах от кошки, которая иногда приходит поиграть. Кошка уже убежала, а запах есть. Солнечно-жёлтыми пятнами, словно большие солнечные зайчики, в лесу выделяются маленькие люди, они ковыряют землю своими палками с плоскими концами. От палок пахнет жёлтым, железным, а от земли — терпким коричневым. Мимо прошёл хозяин. Акташ спал, но яркая, оранжевая полоса запаха от хозяина дотянулась до него сквозь сон, и он пошевелил хвостом. Серебряно пахла река. Она проглатывала оранжевый запах, но Акташ знал, что скоро хозяин вернётся, и продолжал ждать его сквозь дрёму.

Подошла девушка, которая приходит к нему каждый день и учит думать, остановилась на тропинке. От неё почему-то пахло тревожно, и Акташ стал прислушиваться сильнее. Сквозь шёпот реки донеслись чужие, незнакомые голоса. Хозяин с кем-то разговаривал.