Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 2

Гораздо интереснее было появление курьера от отдела промышленности Министерства финансов, в данном случае с французским дипломом на звание Les officiers d’académie и знаками академических пальм серебряных с лиловой эмалью[6]. Диплом был присужден академическим жюри за архитектуру кустарного отдела, кроме того, по общему жюри выставки я был награжден бронзовой медалью тонкой работы Шаплена. Фамилия моя была вычеканена правильно, а не Rondarenko, как была переврана на пригласительном билете [на прием] к президенту Лубе.

За постройку здания общежития Иверской общины мне снова предложено было получить орден Анны, я отклонил этот крестик, за что и впал в немилость, на меня взглянули, как на «красного».

Окончив всякие перестройки и достройки в общине, я с удовольствием оставил это занятие благотворительностью, отнимавшее много времени и более пригодное околачивающимся при общине камергерам, отставным генералам, почетным опекунам и особого типа дамам-благотворительницам, что творили благо чужими руками, не затрачивая ни копейки собственных средств.

Но начальницей этого общежития была симпатичная В. С. Терпигорева, дочь известного писателя С. Терпигорева (псевдоним С. Атава), автора картинного «Оскудения»[7], романа об оскудении дворянства. Я много услышал интересного про этого писателя, акварельный портрет которого работы П. Соколова висел у дочки[8].

Более приятное дело было в г[ороде] Иваново-Вознесенске — постройка большого мануфактурного магазина[9] и отделка дома одному купцу. В Иваново-Вознесенск можно было проехать или через Новки и Шую по Нижегородской ж[елезной] д[ороге] (теперь Горьковской), или через Александров по Ярославской ж[елезной] д[ороге] (Северной). Я предпочитал выезжать по Ярославской, где по пути был изумительный памятник русского зодчества — собор XII в. в г[ороде] Юрьеве-Польском[10]

. Остановившись утром, до вечернего поезда я тщательно осматривал это удивительное сооружение в древности Владимиро-Суздальского края, а сейчас затерявшееся в полях Суздальского уезда Владимирской губернии.

Насколько пленяла глаз кубическая лапидарная масса собора, так просто и богато выраженная, с удивительными каменными неразгаданными барельефами, настолько ужасала пристроенная новая колокольня «гражданской инженерной архитектуры». Она тем более приводила меня в стыд, что я принимал участий в этой гнусности, когда был юным, еще учеником Училища живописи, ваяния и зодчества и ходил к гражданскому инженеру М. Н. Литвинову чертить сие позорное произведение, может быть выполненное и по правилам архитектуры, но рядом с уникальными произведениями мирового зодчества — карикатуры непростительны. Всякие попытки даже удачных подделок ошибочны уже в силу того, что каждая эпоха создает свой стиль, и нам невозможно мыслить образами тех людей, проникнуться идеей художника — народа, создавшего такое произведение искусства. Сейчас эта колокольня разобрана[11].

Иваново-Вознесенск. Панская улица. Открытка начала XX в.

В Иванове-Вознесенске я грешил, увлекаясь захватившим меня модным течением в архитектуре — модерном[12].

Эта парижская зараза настолько была сильна, что я тогда еще не мог глубоко понять такого коренного русского искусства, как собор в Юрьеве-Польском, не мог претворить в себе его художественной концепции, я только изумлялся его оригинальности, архаике и непосредственности художника-каменотеса, высекавшего его причудливую орнаментику барельефов, покрывших весь фасад. Но никто не ценил этого чуда искусства, не понимал его значения, и [некоторые] смеялись над моими восторгами такой «старой рухлядью».

Иваново-Вознесенск. Вид с Тулиновского моста. Открытка начала XX в.

В Иваново-Вознесенске родные моей жены очень хотели бы видеть меня городским архитектором, на месте которого был какой-то проворный самоучка-чертежник.

«Русский Манчестер»[13], как горделиво называли свой город ивановские купцы, был центром текстильной промышленности. Многочисленные фабрики дымили своими высокими трубами над безличным пейзажем города… Улицы поросли травой, две главных дурно мощены. Через город протекала речка Уводь, зараженная грязными водами, спускаемыми с фабрик и с боен. Вода в колодце тухлая. Канализации в городе не было. Городское управление не могло рассчитывать на средства фабрикантов, очень богатых и скупых людей с большими миллионами, обладавшими только безудержной жаждой выколотить из труда рабочих копейку на своем миткале.