Записки нечаянного богача

- Так, выдохнули оба! - Артем скомандовал давешним прокурорским тоном и вправду длинно и шумно выдохнул прямо в трубку, - а теперь заново и с самого начала, после того, как сел в кресло самолета.

Пока я говорил, было слышно, что он, закрыв динамик, тоже что-то вещал. Я расслышал только «нашелся», «подключились, ведем» и «гонит какую-то пургу». Дослушав до «сел в такси и поехал», Головин перебил:

- Назови номер машины, - и голос его в трубке звучал так пакостно ровно и спокойно, что я понял — он взбешен как никогда раньше, - какой номер был у такси, Дима?

- Не помню. Там всего одна машина стояла, вот я и решил…

- Смотри, не надо решать больше ничего, Волков. У тебя отвратительно получается. Из рук вон, я бы сказал, - чувствовалось, что спокойный тон дается ему нелегко, - продолжай.

И я продолжил. Терять мне все равно было нечего. Дослушав до кафе на Кирова и истории про отца и сына, Головин выдохнул в трубку одно-единственное слово, отвечающее моменту на все сто. Как «фиаско», только не «фиаско».

- Дима. Дорогой мой человек. Смотри. Ты сейчас закроешь дверь и ляжешь спать. Можешь выжрать весь мини-бар. Можешь заказать в номер все, что хочешь — тебе принесут, приведут, накроют, нальют, уложат и сделают. Только. Не. Выходи. Из. Номера.

Длинные, весомые паузы явно были предназначены для непарламентских выражений, которые он просто проговаривал про себя.

- Нет, - просто ответил я.

- Что — нет? - в фоновых шумах с той стороны началась какая-то беготня, крики и ругань.

- Я пойду. Я человеку обещал, - безэмоционально и с какой-то безысходностью проговорил я.

«Фиаско» сменила «гулящая женщина», с до-о-олгой гласной. Затем еще несколько сходных по экспрессии фраз, уже более развернутых. Потом Головин повесил трубку. А я понял, что влип в историю, которую нарочно не придумать. Тщательно подготовленный и расписанный по минутам план уже полдня идет пес его знает куда. И я вместе с ним.

Глава 15. Северная малина. Возвращаемся на маршрут.

Глянув карту на наконец обретенном телефоне, я выяснил, что пешком мне идти до места минут пятнадцать. В принципе, если никуда не торопиться — то можно уже и выходить. Я достал из бокса барсетку и положил ее в пакет с логотипом отеля — он очень кстати оказался на столе, вместе с чайным набором и правилами пользования номером. Трогать сумку руками я по-прежнему не спешил, мало ли что. Внизу за стойкой сидела Сандаара, не отреагировавшая на меня ровным счетом никак. Полярный день давно закончился, и на улице были уже сумерки. Заблудиться — не заблудишься, конечно, но по темным углам ходить — никакого удовольствия. Радовало то, что это самый центр города, и углов, наверное, будет не так много. Я спустился с крыльца, повернул направо и зашагал вперед. Через дорогу обнаружилась серая громада с колоннами, на крыше светился крупный логотип алмазодобывающей компании. За перекрестком открылась здоровенная просторная площадь, которую проспект делил пополам. Справа от меня на постаменте из полированного гранита стоял вождь мирового пролетариата с протянутой рукой. Карта сказала, что рукой он тыкал в филармонию, а филейной частью был обращен к обкому партии. Ну, то есть карта назвала здание «Домом правительства», но внешне это был чистой воды обком. Обогнув его слева, я вышел на искомую улицу Кирова, прошел немного и снова свернул. Машин было немного, а людей, казалось, и того меньше. Вот тебе и «пятница, вечер». Наверное, у местных не принято отдыхать после трудовых будней под суровым взглядом дедушки Ленина, или в принципе наблюдать его на горизонте во время отдыха. Как бы то ни было, я шагал по малолюдному в силу вечернего времени району. Позади остался ярко подсвеченный торговый центр с названием, которое мне ровным счетом ничего не говорило, хоть и было написано русскими буквами. Вокруг стояли четырехэтажные дома, похожие на сталинскую застройку, между ними густо висели толстые черные провода, еле заметные в уже темном небе, а из земли перли какие-то желтые трубы с круглыми вентилями. Прохладно, пыльно, пустынно, и, прямо скажем, страшновато.