Записки нетолерантного юриста

– Валяй, но только ночью. Если тебя заловят – на меня не кивай!

Наступила ночь. Это была самая ответственная и самая опасная ночь в его жизни.

Он оделся во всё тёмное, взял молоток, медленно спустился с пятнадцатого этажа, обходя кучи мусора, от пиная крыс, появившихся в подъезде, останавливаясь на каждом лестничном пролёте и садясь передохнуть. Этот спуск показался ему вечностью.

Вышел из подъезда, прошел мимо полиционера, равнодушно посмотревшего ему вслед.

Вот же он, магазин, он полон еды! Какое это счастье, за тонким стеклом – много еды. Он накормит детей и жену, которые сейчас не спят и ждут его.

Он встал перед витриной, отдышался. Кругом – тишина, как в мертвецкой. Изо всех сил размахнувшись, ударил молотком по витрине. В полной тишине словно гром раздался звук разбитого стекла.

Он ворвался вовнутрь, лихорадочно в темноте стал сгребать в припасенную холщовую сумку из гипермаркета все, что ему подвернулось под руку. Быстро набив сумку, он выскочил наружу и из последних сил бросился к подъезду.

Когда он был маленьким, ему несколько раз снился один и тот же сон: за ним кто-то гонится, он пытается убежать, но не может – его то ли налитые свинцом, то ли набитые ватой ноги не слушаются. Он теперь вспомнил тот сон, поскольку испытал то самое чувство.

От момента, когда он выскочил из подъезда о до того, момента, когда он в него юркнул, прошло не более пяти минут. Они ему показались вечностью.

Забежав в подъезд, он, обессиленный, упал. И тут же услышал приближающийся звук полициоерской сирены… На какое-то мгновение он потерял сознание. Открыв глаза, увидел нескольких крыс, сидящих и выжидательно глядящих на него. Кто как не они чувствует приближение смерти.

Схватил из сумки первое попавшееся в руки и набил себе рот. Попавшимся в руки оказалась пачка печенья. Рассыпавшиеся по полу крошки он сгрёб и отправил себе в рот.

Он долго поднимался на пятнадцатый этаж. Очень долго. Последние несколько этажей он преодолевал ползком, переставляя полную сумку со ступени на ступень. Несколько раз терял сознание. Стая крыс, не торопясь, следовала за ним. Словно бусинки горели их глаза. В окнах брезжил рассвет.

Он дополз до квартиры, постучал. Открыла измождённая жена. Она уже давно не плакала. Ссохшаяся, с ввалившимися глазами, обтянутые тонкой кожей скулы, лицо серого цвета… Вся её былая красота была убита голодом. Он протянул ей пачку печенья, которую она жадно съела, сидя рядом с ним на полу в прихожей.

– Много не ешь, это опасно. Ешь по чуть-чуть, – успокаивал он её.

Изголодавшиеся сын и дочка лежали на кровати, не спали. Постанывали.

Он с трудом поднялся, побрёл к ним в комнату:

– Доченька, сыночек, папа вам покушать принёс.

Дети, всхлипывая, протянули к нему худые ручки, схватили по печеньке, протянутые отцом, жадно съели.

Хныкая, попросили ещё.

– Погодите, дам вам водички запить.

Побрел на кухню. Какое счастье, что хотя бы воду не отключили. Налил им воды, принес, напоил.

– Папа, дай ещё!

– Держите ещё по одной и – хватит. Много нельзя. Попозже дам ещё.

Покормленные дети уснули.

Он в прихожей поднял жену, обняв её под плечи, с трудом довёл до кровати и уложил.

Рассмотрел содержимое сумки. Осталось пять пачек печенья, несколько упаковок сухарей, баранки, три пачки макарон…

… Припасов хватило на две недели…

… Первая умерла дочка. Умерла тихо. Когда утром проснулись, она тихо лежала в кроватке посиневшая.

Взял ее бережно, прижал головку к груди и отнёс на балкон. Открыл окно. За окном был ноябрь.

Сынок лежал и постанывал в кровати рядом с женой.

– Дочка умерла, – сказал он.

По щеке жены скатилась слеза. Она ничего не сказала. Рассудок покинул её несколько дней назад.

Судьба

Он не спал всю ночь. Курил, благо дешёвыми сигаретами запасся в том гипермаркете, смотрел на тело дочки, думал. Он пока мог думать.

Подняв взгляд, он вздрогнул. Перед ним стоял человек и смотрел на его дочь.

Высок, сухощав, черноволос. Проницательный взгляд. Тонкие пальцы, как у скрипача. Черная шёлковая рубашка не по сезону, чёрные же брюки, заправленные в сапоги.

– Ты кто! – закашлявшись выдавил он из себя.

Незнакомец, не торопясь поднял взгляд на него и произнёс:

– Ты знаешь, кто я.

– Не трогай её! Она Божья, не твоя!

– Да, увы, не моя. Жаль.

– Что ты тут делаешь!

– Просто зашёл полюбоваться. Красивая девочка. Жаль.

– Уходи! Тебя здесь не должно быть!

– Уйду. Не кричи. Посмотрю на неё и уйду. Скажи мне лучше, к чему вся эта суета?

Незнакомец говорил не торопясь, веско, без лишних слов.

– Какая ещё суета?

– Жизнь твоя. Этой ушедшей девочки, мальчика и жены твоей, которые умирают прямо на твоих глазах.

– Да понять ли тебе, что такое жизнь. Ты сам не живой.

– Да, мне это не нужно. Я – вечен.

– Ты можешь мне помочь?

– Какой помощи ждёшь?

– Не убивай хотя бы моего сына и жену!

– А я и не убиваю. Их убивает судьба.

Незнакомец посмотрел на него задумчиво продолжил:

– Иди убей их.

– Как ты можешь! Они – смысл моей жизни.