Читаем Записки о большевистской революции полностью

В первый день восстания все как будто бы это понимали. От скольких я слышал: «С нами пролетарские массы. Они обеспечат нам победу. Они — гарантия смещения влево, к нам, других социалистических фракций. Нам остается лишь подождать. В один прекрасный день они придут к нам на поклон. И тогда их нужно будет принять. Чтобы заложить основы нового общества, чтобы создать и, главное, твердо удержать социальную республику, нужно, чтобы голова направляла усилия рук. Увы, умы промышленности, лиц свободных профессий, администрации, интеллектуалов на стороне либо умеренных, либо небольшевистских социалистов».

Разумеется, не могло быть и речи о сформировании правительства из всех левых и центристских партий, включая кадетов, но легко можно было составить однородное социалистическое правительство, которое, ведомое и контролируемое большевиками, смогло бы осуществить глубокую демократизацию России и заставить все умеренные партии принять этот коренной переход от политической февральской революции к подлинно социальной революции, которую Керенский никогда не мог и не хотел осуществить и которую одни большевики в одиночку не смогли бы навязать России. Начиная с 25 октября таково было мнение преобладающей части большевиков, я говорю о руководителях. Ленин и особенно Троцкий отстояли противоположное мнение, странным образом поддерживаемые, кстати, чрезмерно и комично требовательными меньшевиками, уже побежденными и готовыми пойти на более унизительные и значительные уступки, чем те, которые им навязывали в прошлые среду и четверг.

Логика Троцкого проста: «До 25 октября мы вели против наших противников из социалистических фракций беспощадную войну. Мы доказали, что они бездарны, и заклеймили их подлость. Мы дискредитировали их, а затем победили силой оружия. Они потерпели поражение. Если мы сегодня протянем им руку, наши войска этого не поймут. Они сочли бы это предательством и отвернулись от нас. Предположим, что, несмотря на это, такая комбинация состоялась. Если бы меньшевики проникли в наше правительство, они бы попытались заставить нас повернуть вспять. Они бы оттягивали проведение и глубинных реформ, которые мы обещали, и тех, которые мы хотим осуществить немедленно. Мы бы потерпели поражение».

«Сейчас большевики могут иметь лишь одну политику: продолжать в одиночку ту же самую политику, что они начинали в одиночку, осуществить ее, воспользоваться своим приходом к власти для того, чтобы законодательно закрепить и начать осуществлять основные пункты программы: земля, мир, рабочий контроль и т. д., которую они обещали выполнить. Когда наше военное превосходство станет очевидным, а, с другой стороны, политическая программа будет на пути к выполнению, меньшевики смогут быть безболезненно допущены в правительство».

«Или они в самом деле пойдут по нашим стопам, проводя большевистскую политику — в этом случае они не смогут обойтись без большевиков, — либо попытаются вернуть все назад, но будет поздно, учитывая то, что уже сделано. Народ потребует выполнения нашей политики…»


Петроград. 2(15) нояб.

Дорогой друг,

Свои мысли о необходимости — в интересах союзников, России и Революции — скорейшего объединения у власти меньшевиков и большевиков я каждый день повторяю Троцкому, всем большевикам, с которыми я поддерживаю отношения.

К несчастью, 25 октября меньшевики поставили для своего участия в правительстве условия, едва ли приемлемые для победивших большевиков; победители же по мере того, как осознают свою силу, становятся все более несговорчивыми.

Жаль, что лидеры демократических и социал-революционных партий либо упорствуют, не принимая в расчет происходящие события, находясь в непримиримо враждебном отношении к большевикам, либо ежечасно кидаются то в примиренчество, то в противоположную крайность.

Когда беседуешь со всеми этими людьми нынешнего центра и еще больше — с правыми, приходишь в отчаяние от их шатаний, от бесконечного «дрейфа» их перепуганного сознания. Без ясного идеала, без компаса, без звезд плывут они наугад по бушующему и страшному океану революции. Они не хотят приставать к гавани большевиков. И поскольку своей собственной гавани они до сих пор не нашли, их носит по волнам.

Нетрудно догадаться, видя сегодня, в каком они замешательстве, что они бессильны чего-либо добиться, подтверждение тому — восемь месяцев бесплодных попыток.

Послушав после их бесполезных разглагольствований, что говорят большевики, чувствуешь, как обретаешь уверенность, что ты стоишь на неровной, ухабистой, но твердой и прочной земле.

Сегодня днем помимо людей второго плана, не знающих в какую сторону бежать, я встретил в крестьянском совете Русанова{53}, одного из самых авторитетных лидеров социал-революционеров. В статье, которую он написал утром, он призывал к единству. Однако днем проголосовал против него. Его доводы — доводы русских, которые отстаивают чистоту идей, никак не учитывая факты.

Перейти на страницу:

Все книги серии Историко-литературный архив

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Документальное / Биографии и Мемуары
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное