Записки о французской революции 1848 года

Так, эти три человека выразили враждебные станы, поставленные современностью в [каждом] всяком европейском государстве. Между тем министр публичных работ [Трела] печальным своим голосом, полным истинного добродушия, старался убедить, как взаимные их нападки несправедливы. Он своей честью клялся, что масса работников желает истинного труда, представлял многие черты из великодушия, благородства, прочел даже манифест большинства работников национальных мастерских, которым они заверяли министерство в своей привязанности к Республике и в уважении их к общественному спокойствию. Вместе с тем он обещал Палате свои проекты новых, серьезных работ и распределения [трудящихся] ремесленников на разных пунктах. Декрет комитета, однакож, прошел огромным большинством голосов, и исполнение его, разумеется, возложено было на Трела. В том-то и состоит вся задача. [Трела встретил сопротивление уже.] Через неделю после своего вступления в министерство Трела встретил уже сопротивление в простом намерении узнать истинное число работников в мастерских, которое определительно никто не знал, и должен был прибегнуть для достижения этой цели к странной мере – похищению начальника мастерских, г. Эмиля Тома. Этот молодой человек [недавно выпущенный], воспитанник Политехнической школы, поселился в прекрасном парке Моисеан вместе с друзьями своими и матерью. Там образовалось у них нечто вроде отдельного (неразборчиво)

. Тома, посредством своих агентов (делегатов от бригад), посредством особенного клуба (club des délégués centraux), посредством, наконец, товарищей, успел сделаться чем-то вроде князька. Он берег документ о мастерских при себе, требовал от казны денег по [простому] собственному назначению, не подлежащему поверке, и когда меры Исполнительной комиссии и министерства Трела, видимо, стали склоняться к уяснению дела и подчинению его всем формальностям служебным, он [взял] принял методу сопротивления, истинных и выдуманных затруднений, протестаций и неохотного исполнения приказаний. Действительно, прекрасное социальное положение [грозило], добытое им в марте, грозило падением.

Человек этот показался министру Трела так опасен, что он приложил к нему венецианскую меру предупреждения государственных преступлений. Вечером 26 мая он призвал его к себе для объяснения по делам службы, заставил его подать, во-первых, в отставку, а во-вторых, принять новое поручение в Бордо и тотчас же из своего министерства выслал его с двумя жандармами к месту назначения. Нелепо романтический оттенок этого акта еще увеличился, когда Э. Тома с дороги выкинул бумажку, где написал истертым карандашом несколько слов к беспокоящейся родительнице своей и прибавил: «10 fr. au porteur» [276] [когда потом Ташеро, известный редактор «de la revue rétrospective» хотел сделать из этого]. Между тем волнения, произведенные в мастерских исчезновением начальника, имевшего популярность, подняли на ноги Париж: в ночь били рапель национальной гвардии, на другой день Палату окружили войсками. Волнение не утихало, когда сам министр явился к работникам в их клуб объяснить свое поведение и оправдать [изложить им как свое намерение] намерение Трела касательно мастерских, говорят, он был довольно Дурно принят там и что комиссия подвинула отряд войска для выручки своего министра. С этой минуты уже Палата постоянно была окружена войском почти вплоть до июля месяца, и ее жаркие и пустые прения происходили под защитой штыков подвижной гвардии, расставленной [вокруг фронтом] бессменно перед фасадом здания под покровительством кавалерии, охранявшей мост, и линейного войска, занимавшего набережные и самый сад Президента.

Новый [начальник] шеф мастерских инженер Леон Леннан {257} принял уже с подчиненными своими грубый, повелительный тон начальника, свойственный французской администрации. Какая неимоверная перемена в течение одного месяца! Ревизия всех работников, декретированная Правительством, произошла сверх ожидания как в бригадах, так и на месте жительства их довольно тихо и дала следующую цифру – 106 тысяч! Но [вместе с тем] взамен мастерские, по крайней мере бригадные делегаты их, вступают в [какую-то страшную] явную борьбу с Парламентом. В желчных, кровавых пасквилях, прибиваемым ко всем углам Парижа, они [опровергают] критикуют меры его; отдают диффаматорам рабочего класса, находившимся в его недрах и вне, за брань – сильнейшую брань, за осуждение – угрозу и проклятие. Таковы были афишки их против клеветнического известия «Constitutionnel», будто в мастерских находится 20 тысяч освобожденных каторжников, против Севестра и против Дюпена. Последний еще в заседании 16 мая [сказал] подал мысль [превратить] поставить мастерские совершенно на ногу войска со строгой дисциплиной, «pour leur faire gagner en travaillant des salaires, qu\'ils obtiennent aujourd\'hui en ne travaillant pas» [277] .