Записки о французской революции 1848 года

В заключение скажем, что апрель месяц был месяцем приостановки для всей Европы. Хартистское движение в Англии, с которым Маркс и Энгельс, мною виденные здесь{202}, хотели связать коммунистическое движение в Кёльне, было уничтожено в Лондоне его коммерческой популяцией

{203}, а в Пруссии – политической революцией Берлина. Из последней вышло одно Собраннее [двойными] всеобщими выборами в два градуса{204}

, правда, но прерогатива короля и торжество либеральной мещанской партии, потрясенной в основании на мгновение, с каждым днем укрепляется. Ломбардия, видимо, начинает собираться около Карла Альберта{205}, своего защитника, который с наследственной хитростью савойского дома борется с австрийцами нерешительно и медленно, выжидая [согласия] выбора своего в короли Ломбардии и Венского округа для конечных мер. Рим, Неаполь, Тоскана, посылая волонтеров своих на помощь братьям сев<ерной> Италии, крепко дерутся перед глазами народа своего [за каждый] за новые конституции, спасаясь за ними от_ республики, бьющейся к ним в двери. Что касается до Германии, она вся поглощена своим новым Центральным Парламентом во Франкфурте, который хочет составить из нее федеративное государство под собственной своей опекой. [Революционное] Республиканское движение в ней отстранено совершенно. Попытки Гекера и Струве в Бадене

{206} придавлены союзными войсками Германского союза при рукоплесканиях Парламента и всего народа. В это же время возвратился в Париж – один с женой своей Гервег. Легионы, которые вел отсюда на завоевание республики, представили жалкое зрелище войска, разбежавшегося до битвы. Едва переступили они Рейн – как весь обман пропал (Гекер уже был разбит), и ко всем проникло убеждение, что попытка должна кончиться трагически{207}

. С тех пор это было уже позорное бегство к границам Швейцарии, на которой у леска, близ какого-то городка (имени его не упомню) сорок человек Вюртембергских стрелков начали перестрелку. При первых выстрелах Борштейн сорвал с себя начальственную повязку, а Гервег и жена его ускакали в Гент, где была аптека. За ними послали погоню, они пролежали день в траве, спасаясь на чердаке у какого-то доброго крестьянина и, наконец, в мужичьих костюмах добрались до Швейцарии, откуда приехали <в Париж, преследуемые насмешками всей Германии, презрительным хохотом всех партий и ругательством даже друзей. Гервег явился в Париж худой, желтый – с обритой бородой, которую он сбрил во время бегства, грустный и задумчивый. Блеск, окружавший его имя в Германии, совершенно потерялся. Его называют трусом, а он только не досмотрел себя, приняв поэтическое воодушевление за способность выдержать прозаическую резню, по справедливости, противную вообще артистической [натуре] организации, а его в особенности.

Май месяц

Этот, так долго [ожидаемый всеми] и с таким нетерпением ожидаемый месяц, месяц появления Национального собрания, обманул все партии без исключения, представив неимоверное зрелище анархии в мыслях, бесцветности Собрания, ничтожности и бесхарактерности им созданного Правительства (потери слова, лозунга), смешение направлений, в которые с великим усилием можно внести какой-либо свет. В этот месяц клубы должны были окончить свое [существование] политическое существование последней громадной нелепостью, которая была результатом всех предшествующих нелепостей, вращавшихся в их. недрах.