Записки о Пушкине. Письма

22 марта 1859 г., [Марьино].

Вы поймете, добрый друг Матвей Иванович, что во мне происходит, увидя, что диктую Аннушке письмо мое к вам. Сначала я испугался; знавши об их намерении приехать сюда, боялся весенней дороги для доброй М. А., но благодаря бога все совершилось благополучно, и 16-го числа вечером я обнял Аннушку. Поселил их в моей комнате наверху – это только для отдыха, а постоянная резиденция их у меня в кабинете. Хозяйку ожидаем на днях: я строго запретил ей возвращаться домой, не кончивши всех дел, в которых и то уже давно я помехой.

Не говорю вам о глубокой моей благодарности за ваше посещение: кажется, это между нами ясно. В награду вам скажу, что пульсация значительно меньше теперь против прошедшей; в известных вам случаях не возвращается. Бывает, но редко и слабее. Я это добро приписываю силе вашей воли. Вообще и другие припадки уменьшаются, но в сложности нет еще настоящего восстановления сил. Если это богу угодно, то он ускорит или даст терпение, которым не хвастаю сам.

Пожалуйста, в добрую минуту поговорите мне о себе, о всех ваших и дайте маленький отчет о нашем Казимирском, насчет которого имею разноречащие сведения. Мне бы хотелось иметь ясное об нем понятие, а вы, вероятно, успели обозреть его со всех сторон. Жена писала мне, что она у него с вами обедала. Ужели он со всей своей свитой пускается в путь? Эдак путешествие за границей съест его. Я прямо от него ничего не знаю.

Если этот листок застанет вас еще в Москве, пожалуйста, поправьте мою ошибку, которых много по болезненной рассеянности я делаю. Зайдите к барону, отдайте ему карточку и велите заделать ее в бронзовую рамочку. В этом виде представьте ее Марье Константиновне. Стоит это полтора целковых, которые до случая за мной. Сочтемся.

Еще новый выходец из Сибири – Фаленберг уже в Нижнем, но я еще от него не знаю, где он намерен бросить якорь.

Батеньков писал мне из Калуги – Евгений [Оболенский] не принял Родецкого, который теперь покамест гостит у калужского дворянина [Батенькова].

Обнимаю вас и за себя и за Павла Сергеевича [Боб-рищева-Пушкина]. М. А. [Дорохова] сама бы приписала, но утомилась и душевно жалеет, что вы не дали ей в Москве взглянуть на себя.

Сестра Лиза – у обедни, иначе, верно бы, послала вам свой саламалик [привет].

Всем вашим в Твери и в Москве сердечный мой привет…

255. Г. С. Батенькову

25 марта [1859 г., Марьино].

Сейчас надобно отправлять почту, она и сегодня действует, хоть птица гнезда не вьет,[581] а настает надобность хватить еще словечко, тебе, добрый друг Таврило Степанович, – жена кричит с лестницы, что завтра чествуют твоего патрона и чтоб я непременно хоть невидимкой со всем теперешним нашим обществом явился к имениннику, который, верно, задает пир на дворянской улице. – От души обнимаю тебя и желаю тебе того, что ты сам себе желаешь.

Ты уже знаешь, что у меня Аннушка с М. А., больше нечего рассказывать, чтоб ты понял все, что во мне происходит – жаль только, что в субботу опять разлука.

Время летит. Благодарю бога за отрадное, неожиданное свидание. Много нашел в ней нового, успокоительного, радостного. – Она тебя целует. На огромном теле совершенно детская рожица – симпатичное создание!

18-го получил твой листок от 15-го. Пусть Родецкой висит у тебя в прихожей. Не успел еще с Евгением объясниться, да и не стоит того. – Теперь больше болтаю и слушаю.

Вот тебе опять письмо барона. Любопытные дела с ним совершаются: – Я ему давно не писал и еще откладываю до того времени, когда он отыщет свои права.[582]

Новости в нашей сибирской семье: Фаленберг в Москве и ему Ховен нашел место управляющего в имении Куликовского. 400 целковых жалованья и готовое содержание. Слава богу!

10 февраля Быстрицкий женился на Изабелле. Фамилии не разберу в письме Юшневской, и поселился в заштатном городе Хмельнике, Подольской губернии. Артель наша собирается помочь молодым в медовом месяце, то есть посылает помимо получаемого им пая.

Проси Ольгу Павловну, чтоб она была здорова. Не ее дело хворать. Поздравляю с дорогим именинником.

Тебя еще раз обнимаю крепко. Павел Бобрищев-Пушкин делает то же. Передаю перо директрисе. Ты будешь рад увидеть ее почерк. Добрая женщина! это не новость для тебя.

Всех в треугольнике обнимаю,[583]

а тебе на именины разрешаю носить медаль 12-го года!

Верный твой И. П.

У меня нет твоего формуляра. Если ты не был офицером в 12-м году, то не надевай медаль. По молодости твоих лет, может быть, я и ошибаюсь.

256. Е. П. и M. M. Нарышкиным[584]

Марта 29, 1859 г., с. Марьино.