Записки о Шерлоке Холмсе

Но я не стал ждать дальнейших объяснений хозяина.

Охваченный ужасом, я уже бежал по деревенской улице к той самой горной дорожке, с которой только что спустился.

Спуск к гостинице занял у меня час, и, несмотря на то, что я бежал изо всех сил, прошло еще два, прежде чем я снова достиг Рейхенбахского водопада. Альпеншток Холмса все еще стоял у скалы, возле которой я его оставил, но самого Холмса не было, и я тщетно звал его. Единственным ответом было эхо, гулко повторявшее мой голос среди окружавших меня отвесных скал.

При виде этого альпенштока я похолодел. Значит, Холмс не ушел на Розенлау. Он оставался здесь, на этой дорожке шириной в три фута, окаймленной отвесной стеной с одной стороны и заканчивающейся отвесным обрывом с другой. И здесь его настиг враг. Юного швейцарца тоже не было. По-видимому, он был подкуплен Мориарти и оставил противников с глазу на глаз. А что случилось потом? Кто мог сказать мне, что случилось потом?

Минуты две я стоял неподвижно, скованный ужасом, силясь прийти в себя. Потом я вспомнил о методе самого

Холмса и сделал попытку применить его, чтобы объяснить себе разыгравшуюся трагедию. Увы, это было нетрудно!

Во время нашего разговора мы с Холмсом не дошли до конца тропинки, и альпеншток указывал на то место, где мы остановились. Черноватая почва не просыхает здесь из-за постоянных брызг потока, так что птица – и та оставила бы на ней свой след. Два ряда шагов четко отпечатывались почти у самого конца тропинки. Они удалялись от меня. Обратных следов не было. За несколько шагов от края земля была вся истоптана и разрыта, а терновник и папоротник вырваны и забрызганы грязью. Я лег лицом вниз и стал всматриваться в несущийся поток. Стемнело, и теперь я мог видеть только блестевшие от сырости черные каменные стены да где-то далеко в глубине сверканье бесчисленных водяных брызг. Я крикнул, но лишь гул водопада, чем-то похожий на человеческие голоса, донесся до моего слуха.

Однако судьбе было угодно, чтобы последний привет моего друга и товарища все-таки дошел до меня. Как я уже сказал, его альпеншток остался прислоненным к невысокой скале, нависшей над тропинкой. И вдруг на верхушке этого выступа что-то блеснуло. Я поднял руку, то был серебряный портсигар, который Холмс всегда носил с собой. Когда я взял его, несколько листочков бумаги, лежавших под ним, рассыпались и упали на землю. Это были три листика,

вырванные из блокнота и адресованные мне. Характерно, что адрес был написан так же четко, почерк был так же уверен и разборчив, как если бы Холмс писал у себя в кабинете.

« Дорогой мой Уотсон, – говорилось в записке. - Я пишу

Вам эти строки благодаря любезности мистера Мори-

арти, который ждет меня для окончательного разреше-

ния вопросов, касающихся нас обоих. Он бегло обрисовал

мне способы, с помощью которых ему удалось ускользнуть

от английской полиции, и узнать о нашем маршруте. Они

только подтверждают мое высокое мнение о его вы-

дающихся способностях. Мне приятно думать, что я могу

избавить общество от дальнейших неудобств, связанных с

его существованием, но боюсь, что это будет достигнуто

ценой, которая огорчит моих друзей, и особенно Вас, до-

рогой Уотсон. Впрочем, я уже говорил Вам, что мой

жизненный путь дошел до своей высшей точки, и я не мог

бы желать для себя лучшего конца. Между прочим, если

говорить откровенно, я нимало не сомневался в том, что

письмо из Мейрингена – западня, и, отпуская Вас, был

твердо убежден, что последует нечто в этом роде. Пе-

редайте инспектору Петерсону, что бумаги, необходимые

для разоблачения шайки, лежат у меня в столе, в ящике

под литерой «М» – синий конверт с надписью «Мориар-

ти». Перед отъездом из Англии я сделал все необходимые

распоряжения относительно моего имущества и оставил

их у моего брата Майкрофта.

Прошу Вас передать мой сердечный привет миссис

Уотсон.