Записки о Шерлоке Холмсе

Никогда прежде мне не доводилось видеть на человеческом лице столь недвусмысленного признания вины. Старик, казалось, окаменел; его выразительные черты говорили о том, как сильно он потрясен. Сын же разом утратил свою обычную бесшабашную веселость и, щерясь и люто сверкая темными глазами, сделался похож на дикого зверя. Инспектор не сказал ни слова и, подойдя к двери, дунул в свисток. На зов явились два констебля.

– У меня нет выхода, мистер Каннингем, – произнес он. – Наверняка выяснится, что это ошибка, но вы видите… Э, да вы что? А ну, бросьте!

Молодой человек взводил курок, но инспектор ударил его по руке, и пистолет со стуком упал на пол.

– Возьмите, на суде пригодится. – Холмс хладнокровно наступил ногой на пистолет. – Но нужнее всего нам вот это.

В руках он держал скомканную бумажку.

– Та самая записка! – воскликнул инспектор.

– Именно.

– Где она была?

– Там, где я и ожидал. Потом я все объясню. Полковник, отправляйтесь, пожалуй, с Ватсоном домой, а я к вам присоединюсь через час, не позднее. Мы с инспектором поговорим с арестованными, но к обеду я непременно вернусь.

Шерлок Холмс сдержал обещание: около часа дня он присоединился к нам в курительной комнате полковника. Холмса сопровождал низкорослый пожилой джентльмен, которого он представил мне как мистера Эктона, чей дом ранее подвергся ограблению.

– Мне хотелось, чтобы мистер Эктон присутствовал, когда я буду рассказывать вам об этом деле, – сказал Холмс, – ведь ему, естественно, очень хочется узнать подробности. Боюсь, дорогой полковник, вы раскаетесь, что предоставили ваш дом такому буревестнику, как я.

– Напротив, – сердечно заверил полковник, – для меня большая честь – наблюдать на практике ваши методы расследования. Признаюсь, действительность превзошла ожидания; я даже не представляю, как вы достигли результата. Я не видел до сих пор ни намека на улики.

– Боюсь, мое объяснение вас разочарует, но я не привык держать свои методы в секрете – как от моего друга Ватсона, так и от любого, кто ими серьезно интересуется. Но прежде, поскольку я еще не совсем оправился после переделки в гардеробной, налью-ка я себе, пожалуй, капельку вашего бренди. В последнее время мне изрядно достается.

– Но нервные приступы, наверное, не повторялись?

Шерлок Холмс рассмеялся.

– До этого еще дойдет очередь. Я поведу рассказ последовательно, перечисляя факты, которые помогли мне раскрыть истину. Если что-то покажется не совсем понятным, не стесняйтесь прерывать меня.

В искусстве сыска очень важно уметь отличить важные факты от случайных, иначе ваши силы и внимание рассеются, а не сосредоточатся. Так вот, в этом случае я нисколько не сомневался, что ключ к делу содержится в обрывке бумаги, зажатом в руке мертвеца.

Но прежде всего я хотел бы привлечь ваше внимание к одному факту: если рассказ Алека Каннингема был правдив и преступник, застрелив Уильяма Керуана, сразу пустился в бегство, тогда он, очевидно, не мог вырвать из руки убитого записку. Но если убийца этого не делал, тогда это сделал сам Алек Каннингем, ведь к моменту появления старика на месте преступления уже толпились слуги. Вывод несложный, но инспектор его не сделал, поскольку исходил из предположения, что местные богачи никак не могут быть тут замешаны. Я же стою на том, что всегда избегаю предвзятости и сужу исключительно на основании фактов; и вот на первой же стадии расследования роль, сыгранная мистером Алеком Каннингемом, показалась мне несколько подозрительной.

Я тщательно изучил уголок листа, который нам дал инспектор. Мне сразу стало ясно, что он составлял часть очень примечательного документа. Вот эта записка. Не наводит ли она вас на какие-то мысли?

– Почерк какой-то неравномерный, – сказал полковник.

– Дорогой сэр, – воскликнул Холмс, – нет ни малейшего сомнения в том, что писали двое, меняясь через каждое слово. Если я укажу вам на энергичное «т» в словах «ты» и «восточным» и попрошу сравнить его с бледным, наклоненным влево «т» в словах «только» и «воротам», вы сразу поймете, в чем дело. Краткого анализа этих четырех слов будет достаточно, чтобы вы уверенно распознали: «удивит» и «никому» написаны твердой рукой, а «очень» – нетвердой.

– Бог мой, да это ясно как день! – вскричал полковник. – Но зачем двум людям прибегать к такому способу письма?

– Очевидно, они затеяли что-то дурное, и первый, не доверявший второму, решил сделать так, чтобы оба были замешаны в равной степени. Не вызывает сомнения и то, что из этих двоих главным был тот, кто писал «ты» и «восточным».

– Как вы об этом догадались?

– Это вытекает из сравнения почерков. Но у нас есть и более веское основание так думать. Изучив этот обрывок, вы заключите, что человек с твердым почерком написал свои слова первым, оставив промежутки, которые должен был заполнить его сообщник. Этих промежутков не всегда хватало: видите, как сообщник ужимал свое «четверти», втискивая его между «без» и «двенадцать»; это означает, что последние два слова были написаны раньше. Тот, кто писал первым, по всей видимости, и спланировал всю затею.