Читаем Записки о Шерлоке Холмсе полностью

При нашем появлении из кресла у огня поднялся бледный мужчина с заостренным книзу лицом и рыжеватыми бакенбардами. Вряд ли он был старше тридцати трех – тридцати четырех лет, но, судя по его изможденному виду и нездоровому оттенку кожи, жизнь нашему посетителю выпала нелегкая и беспечной молодостью насладиться не пришлось. Держался он робко, нервозно, что говорило о тонкой, ранимой натуре; худая белая кисть руки, которой он, встав, оперся о каминную полку, могла бы принадлежать скорее художнику, чем хирургу. Одет он был неприметно, в темные тона: черный сюртук, темные брюки. Единственным ярким пятном выглядел галстук.

– Добрый вечер, доктор, – весело приветствовал посетителя Холмс. – Рад видеть, что ваше ожидание не затянулось дольше нескольких минут.

– Вы, вероятно, говорили с моим кучером?

– Нет, мне хватило свечи, что на приставном столике. Пожалуйста, возвращайтесь в кресло и рассказывайте, чем я могу быть вам полезен.

– Я доктор Перси Тревельян, – представился посетитель, – живу на Брук-стрит в доме четыреста три.

– Не вы ли автор монографии о поражениях нервов неясной этиологии? – спросил я.

Узнав, что я слышал о его работе, посетитель зарделся от удовольствия.

– Эту работу так редко упоминают, что я думал, она никому не нужна. Отчет издателя о продажах не внушает надежд. Вы, наверное, сами имеете отношение к медицине?

– Я военный хирург в отставке.

– Нервные болезни – мое давнее увлечение. Хорошо бы сделать их своей специальностью, но на первых порах у человека не всегда есть выбор. Впрочем, это не относится к целям моего прихода, и я понимаю, мистер Шерлок Холмс, насколько драгоценно ваше время. Дело в том, что недавно в моем доме на Брук-стрит случился ряд очень странных происшествий, а нынче вечером события приняли такой оборот, что мне безотлагательно потребовались ваши совет и помощь.

Шерлок Холмс сел и закурил трубку.

– И в том и в другом вам не будет отказа, – заверил он. – Пожалуйста, расскажите подробно, что вас так встревожило.

– Иные происшествия настолько незначительны, что мне даже неловко их упоминать, – сказал доктор Тревельян. – Однако вся история представляется загадкой, а недавний ее поворот и вовсе непостижим уму, поэтому я лучше изложу вам все как есть, а вы уж судите, что тут важно, а что нет.

Для начала я должен рассказать, как и где обучался. У меня за плечами, знаете ли, Лондонский университет, и, наверное, вы не сочтете это нескромным, если я скажу, что профессора называли меня весьма многообещающим студентом. Закончив университет, я занял скромную должность в больнице Кингз-колледжа, где продолжил заниматься наукой. Мне посчастливилось привлечь немалое внимание к моим исследованиям каталепсии и удостоиться наконец премии и медали Брюса-Пинкертона за монографию о повреждении нервов, которую упомянул ваш друг. Не будет преувеличением сказать: в ту пору никто не сомневался, что мне уготована самая блестящая будущность.

Беда в том, что у меня не хватало денег. Вы, конечно, меня поймете, если я скажу, что карьеру известного специалиста следует начинать на одной из дюжины улиц в квартале Кавендиш-сквер, а это требует больших затрат на съем жилья и обзаведение. Помимо этого, нужно быть готовым к тому, что первые несколько лет придется жить за счет накоплений; понадобится также нанять приличный экипаж с лошадью. Такие расходы далеко превосходили мои возможности; оставалось надеяться, что после десяти лет строгой экономии я смогу завести себе кабинет и вывеску. Но внезапно передо мной открылись иные перспективы.

Мне нанес визит совершенно незнакомый джентльмен – некто Блессингтон. Он явился ко мне домой однажды утром и сразу приступил к делу.

«Вы тот самый Перси Тревельян, который так блестяще начал карьеру и недавно получил крупную премию?» – спросил он.

Я поклонился.

«Отвечайте мне честно, – продолжил он, – это, как вы убедитесь, в ваших интересах. Ум, потребный для успеха, у вас есть. А как насчет такта?»

Неожиданный вопрос ошеломил меня, и я не удержался от улыбки.

«Думаю, известная доля имеется».

«А дурные привычки? К бутылке приложиться любите?»

«Ну, знаете, сэр!» – вскричал я.

«Ладно-ладно, успокойтесь! Просто я обязан был спросить. И, обладая всеми этими достоинствами, почему вы не имеете частной практики?»

Я пожал плечами.

«Ну-ну! – проговорил он все так же суматошно. – Старая история. В голове густо, в карманах пусто – так ведь? А что вы скажете, если я помогу вам завести практику на Брук-стрит?»

Я удивленно на него уставился.

«О, я это предлагаю ради себя, не ради вас! – воскликнул посетитель. – Буду с вами совершенно откровенен, и если сделка вас устроит, меня она устроит тоже. У меня есть несколько тысяч, которые я хочу вложить в дело, и я подумываю вложить их в вас».

«Но почему?» – вырвалось у меня.

«Обычная сделка, причем надежней многих».

«И что от меня требуется?»

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги