Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя. Том 2

"Неаполь. Я виноват перед вами, добрый друг Надежда Николаевна! В оправданье вам ничего не могу сказать, кроме того, что "просто не писалось". Бывают такие времена, когда не пишется. О том, что далеко от души, говорить не хочется; о том же, что близко душе, говорить

не можется, и пребываешь в молчаньи, сам не зная, от чего. Я теперь в Неаполе; приехал сюда затем, чтобы быть отсюда ближе к отъезду в Иерусалим; определил себе даже отъезд в феврале, и при всем том нахожусь в странном состоянии: как бы не знаю сам, еду ли я, или нет. Я думал, что желанье мое ехать будет сильней и сильней с каждым днем, (и я) буду так полон этою мыслью, что не погляжу ни на какие трудности в пути. Вышло не так. Я малодушнее, чем я думал. Меня все страшит. Может быть, это происходит просто от нерв. Отправляться мне приходится совершенно одному; товарища и человека, который бы поддержал меня в минуты скорби, со мною нет, и те, которые было располагали в этом году ехать, замолкли. Отправляться мне приходится во время, когда на море бывают непогоды. Я бываю сильно болен морскою болезнью, даже и во время малейшего колебанья. Все это часто смущает бедный дух мой, и смущает, разумеется, от того, что бессильно мое рвенье и слаба моя вера. Если б вера моя была сильна и желанье мое жарко, я бы благодарил Бога за то, что мне приходится ехать одному и что самые трудности и минуты опасные заставят меня сильней прибегнуть к Его помощи и вспомнить о Нем лучше, чем как привык вспоминать о нем человек в обыкновенные и спокойные дни жизни. В последний год, или лучше в последнюю половину года произошло несколько перемен в душе моей. Я обсмотрелся больше на самого себя и увидел, что я еще ученик во всем, даже и в том, в чем, казалось, имел право считать себя выучившимся и знающим. Это меня много смирило, вооружило большей осторожностью и недоверчивостью к себе и с тем вместе как бы охладило меня и в том, в чем бы я никогда не хотел охлаждаться. О, молитесь, мой добрый друг, чтобы росою божественной благодати оросилась моя холодная душа, чтобы твердая надежда в Бога воздвигнула бы во мне все и я бы окреп, как мне нужно, затем, чтобы ничего не бояться, кроме Бога! Молитесь, прошу вас, так крепко обо мне, как никогда не молились прежде. Я буду писать к вам еще; я хочу писать к вам теперь чаще, чем прежде. Бог да наградит вас за ваши молитвы обо мне и в сей, и в будущей жизни".

К А.С. Данилевскому.

"Ноября 20 (1847). Неаполь. Письмо твое от 4 октября я получил. Адрес я тебе выставил (в прежнем письме), но ты это позабыл, что с нами грешными случается. Подтверждаю тебе вновь, что я в Неаполе и остаюсь здесь по крайней мере до февраля. Потом - в дорогу Средиземным морем; и если только Бог благословит возврат мой на Русь, не подцепит меня на дороге чума, не поглотит море, не ограбят разбойники и не доконает морская болезнь, наконец, не задержат карантины, то в июне, или в июле увидимся. Писал я: "Побеседуем денька два вместе", потому что, сам знаешь, всяк из нас на этом свете - дорожний человек, куда-нибудь да держущий путь, а потому оставаться на ночлеге слишком долго, из-за того только, что приютно и тепло и попались хорошие тюфяки, есть уже баловство. У всякого есть дело, прикрепляющее его к какому-нибудь месту. Я же не зову тебя в Москву, или в Петербург, или в Неаполь, хотя (бы) мне и приятно было иметь тебя об руку. Я, хотя и не имею никакой службы, собственно говоря о формальной службе, но тем не менее должен служить в несколько раз ревностнее всякого другого. Жизнь так коротка, а я еще почти ничего не сделал из того, что мне следует сделать. В продолженья лета мне нужно будет непременно заглянуть в некоторые, хотя главные, углы России. Вижу необходимость существенную взглянуть на многое собственными глазами. А потому, как бы ни рад был прожить подоле в Киеве, но не думаю, чтоб удалось больше двух дней. Столько полагаю пробыть и у матушки. Осень - в Петербурге, а зиму - в Москве, если позволит, разумеется, здоровье. Если же сделается хуже - отправлюсь зимовать на юг. Теперь я должен себя холить и ухаживать за собой, как за нянькой [31], выбирая место, где

лучше и удобнее работать,

а не где веселей проводить время".

К П. А. Плетневу.