Записки опера Особого отдела.

До конца дня Игорь просидел у себя в кабинете, обдумывая версии случившегося на лагерном аэродроме и свои дальнейшие отношения с начальником штаба. "Если в первом случае вопросов было больше, чем ответов, то в ситуации с начальником штаба все было ясно, как белый день. Закоренелый солдафон Федотов всегда будет видеть в Чернове не представителя органов госбезопасности, а обычного капитана. Идти с ним на примирение — значит подчиниться его воле и, образно говоря, стать в строй его подчиненных. Тогда можно потерять свой авторитет не только в его глазах, но и перед всеми офицерами полка. Продолжать словесные перепалки — тоже смысла нет, потому что ничем хорошим и продуктивным это не закончится. Остается одно — погонами надавить на погоны. Другими словами, доложить данную информацию полковнику Иващенко, а тот быстро расставит точки над "i". Тогда Федотову придется выбирать из двух зол меньшее, а в его случае — это мир с капитаном Черновым", — подумал Игорь. На этом решении он и остановился. На следующий день он прямо с утра отправился в Особый отдел доложить полученную информацию. Подполковник Можайский, внимательно выслушав его, немного подумал и решительно подвел итог всему услышанному:

— Я считаю так: по факту незаконного уничтожения кодовой таблицы необходимо проинформировать командующего ВВС, пусть они проводят свое расследование и сами наказывают виновных. Я не думаю, что кто-то из этих троих умышленно ее похитил. И прапорщик из СПС, и начальник штаба в этом не заинтересованы, тем более что сразу подпадают под подозрение. Омельченко там вообще "левый чайник". Видимо, нашли первого попавшего незадействованного человека. Да и нет у нас оснований утверждать, что она была похищена. Видимо, так на самом деле все и было, как они утверждают. А вот ваши отношения с Федотовым как-то решать надо. Было бы лучше, если бы ты сам, без нашей помощи, нашел с ним точки соприкосновения.

— Да я обеими руками "за", — ответил Игорь, — но он во мне видит только капитана и не более того. О чем бы мы с ним ни говорили, все заканчивается разницей в погонах. Что же, мне ждать, пока подполковника присвоят?

— Пожалуй, к тому времени Федотов либо уйдет на пенсию, либо станет полковником, — Можайский улыбнулся и предложил свой вариант примирения: — Давай, я поговорю с ним, а не Иващенко. Я не буду акцентировать внимание на вашем конфликте, опрошу его по ситуации с кодовой таблицей и сделаю так, что у него надолго пропадет желание ездить в Особый отдел общаться с равными по званию. Думаю, после этого для него выгоднее будет решать вопросы с тобой. Пока суть да дело, набросай текст информации командующему, а я пока вызову на беседу Федотова.

Игорь взял лист бумаги и сосредоточенно стал обдумывать содержание информации, а Можайский подвинул к себе телефонный аппарат внутренней связи и набрал номер одного из заместителей командующего ВВС.

ГЛАВА 3

Чернов возвращался домой, но чувства удовлетворенности от общения с начальником не испытывал. Отношения с начальником штаба его мало беспокоили. Он не мог согласиться с мнением начальника о том, что уничтожение кодовой таблицы было случайностью. Каких-то конкретных версий пока не возникло, но интуиция подсказывала, что не все так просто.

Вернувшись в штаб, капитан первым делом направился в отдел кадров. В пустом кабинете сиротливо сидел начальник майор Кухарев. Учитывая, что все женщины были в отпуске, он одним пальцем что-то печатал на печатной машинке. Чернов поздоровался с ним и спросил:

— Можно я у тебя посмотрю личные дела офицеров и прапорщиков?

— Смотри, — равнодушно ответил тот, — шкафы открыты.

За годы службы в отделе кадров майор привык к частым появлениям у себя сотрудников Особого отдела и воспринимал их желание поработать с документами как обыденное явление. Поэтому он даже не посмотрел, чьи личные дела взял Чернов. А Игорь начал работу с изучения личного дела подполковника Федотова. Ничего особенно интересного для себя он там не нашел. Послужной список характерен для многих офицеров полка: срочная служба, военное училище, офицерская служба, учеба в академии. В характеристике есть отдельные моменты, характеризующие его как личность: заносчив, болезненно реагирует на критику, но в то же время обладает высокими командными и организаторскими способностями.

Личное дело прапорщика Горохова вообще оказалось тонким и "серым". Служил срочную службу в этой же части, затем школа прапорщиков и четыре года службы в СПС (группа спецсвязи).

А вот досье капитана 3-го ранга Омельченко заставило Чернова внимательно его перечитать и сделать определенные пометки в блокноте. Сам он родился в Краснодаре. Отец — Омельченко Михаил Степанович, уроженец города Полтавы. Мать — Омельченко (девичья фамилия Кирсанова) Анна Федоровна, родом из г. Энгельса Саратовской области.