Записки партизана

С группой партизан мы вышли из Планческой в наш зимний лагерь: надо было подготовить к отправке на операции две группы, а кстати и сменить белье. Елена Ивановна к тому же хотела проведать двух раненых партизан, находившихся в лагере.

Вышли рано утром. Уже несколько дней не было дождей. Земля подсохла. Идти было легко.

Через Афипс перебрались благополучно: вода низкая и такая светлая, что отчетливо видны разноцветные камешки на дне.

Когда подходили к лагерю, на небе появились большие кучевые облака.

В лагере провозились весь день до глубокого вечера: я подготовлял к выходу наши группы, Елена Ивановна отбирала белье и вдоволь наплакалась, разбирая вещи ребят…

Когда я вышел из командного пункта, все небо было закрыто тучами. Они шли в два яруса: первый ярус был ниже нашего лагеря, второй, задевая вершину горы Стрепет, скрывал плешь старика Афипса.

Что было внизу, я не знал, но из верхнего яруса шел дождь.

Я вызвал по телефону заставу. Мне доложили, что вода в Афипсе не прибывает.

Барометр на командном пункте стоял на «великом дожде».

Утром, еще до рассвета, мы тронулись в обратный путь. Хлестал дождь. Ноги скользили. Даже перила и каменные ступени нашей лестницы мало помогали.

Когда первый раз мы подошли к боковому малому Афипсу, река была покрыта белой пеной. Но все же мы благополучно перешли брод, даже не набрав воды за голенища сапог.

После второй переправы через Афипс Елене Ивановне пришлось разуваться и выжимать шерстяные чулки. После третьей переправы мы были мокры до пояса.

Около Малых Волчьих Ворот предстояла самая тяжелая переправа.

Большой Афипс был неузнаваем: бешено крутясь, перед нами неслась большая мутная река. Вода покрыла не только камни на перекатах, но и прибрежные выступы скал.

Павлик вырубил длинный шест. Мы встали по обе стороны шеста (высокие — лицом к течению, низкие — спиной к нему) и, обеими руками держась за палку, медленно вошли в воду.

На середине Афипса вода доходила до шеи. Было очень холодно. Коченели руки. Оглушительно ревела река. Но мы продвигались, хоть и медленно, но благополучно.

Неожиданно Елена Ивановна с головой провалилась в яму. К счастью, она обеими руками продолжала держаться за шест.

Правой рукой я подхватил жену и вытащил ее из ямы, но моя левая рука сорвалась с шеста. Афипс сбил меня с ног, и я очутился под водой.

У нас существовало строгое правило при переходе с шестом через реку: что бы ни случилось, никому шеста не отпускать и медленно двигаться дальше. И наши шли вперед, наблюдая, как Афипс кружил в водоворотах их командира…

Река несла меня на второй перекат. Там торчали из воды острые скалы.

У первой гряды камней я почувствовал сильный удар в плечо: подо мной лежала коряга. Я ухватился за нее обеими руками.

Афипс ревел, стараясь сбросить меня на стремнину переката. Я напрягал последние силы, чтобы удержаться на коряге.

Наши перебрались на противоположный берег. Павлик протянул мне шест и вытащил меня из воды.

Впереди нас ждали еще по меньшей мере двадцать переходов через Афипс и «афипсики». Но все они были менее тяжелые, чем брод у Волчьих Ворот.

Несколько раз мы переходили их с шестом. Потом стало легче — вода доходила только до пояса, и мы просто держались за руки.

На одном из последних бродов мы шли вместе с Еленой Ивановной. У противоположного берега было сравнительно мелко. Я отпустил руку… и провалился в омут с головой.

Меня понесло. Я с трудом всплыл на поверхность. Что-то тяжелое тянуло меня вниз, и я снова ушел под воду. И тут, под водой, я вспомнил: на поясе висит небольшое ведерко!

Когда мы выходили из лагеря, оно было приторочено к рюкзаку. Но недавно мы пили воду из родника, и я привязал ведерко к поясу. Сейчас оно наполнилось водой и тянуло меня вниз.

Я пытался оторвать ведерко — веревка не поддавалась…

Как мне удалось избавиться от ведерка, до сих пор не понимаю. Обессиленный, я с трудом вылез на песчаную отмель…

В Планческую мы пришли поздним вечером, усталые, продрогшие, мокрые.

* * *

Начиная примерно с середины декабря немцы наседали на нас все сильней и сильней: они чувствовали, что близится наступление Советской Армии, и старались выбить нас из предгорий, чтобы развязать себе руки для решающих боев.

Они стремились создать заслон на горе Ламбина, чтобы не дать впоследствии развернуться здесь наступающим частям Советской Армии и не допустить их в Краснодар.

Разумеется, наши и другие партизанские отряды служили помехой в этом их плане, и они всеми силами старались ликвидировать эту помеху.

Нажим их нарастал с каждым днем. Расход боеприпасов в эти дни — небывалый. Приходилось экономить даже винтовочные патроны. И, если бы не Кириченко, не знаю, как сумели бы мы до сих пор удерживать наши позиции.

Громадный, медлительный, угрюмый, он каждую свободную минуту в лагере молча возился с какими-то замысловатыми минами. В сумерки уходил в лес и на кабаньих тропах, у бродов через «афипсики», на полянах, на склонах ериков закладывал свои «сюрпризы».