Записки партизана

Из переулка сбоку наперерез неожиданно вырвался немецкий мотоцикл. Жора не успел затормозить… Удар. Машина останавливается. Под колесами — изуродованный мотоцикл и окровавленный труп немецкого солдата.

Жора соскакивает на мостовую. Но из того же переулка появляются новые мотоциклы. Жора бьет по ним в упор из пистолета. Передний мотоцикл, круто развернувшись, падает в канаву. Но Жора не успевает перезарядить пистолет: жгучая боль обжигает грудь…

Он приходит в себя на закате солнца и вначале ничего не может понять. Над головой — окрашенное вечерней зарей небо. Вокруг — десятки, сотни людей. Они сидят и лежат прямо на пыльной земле. Рядом кто-то бредит. Слышатся стоны… Жора пытается приподняться — и падает от нестерпимой боли в груди.

Отлежавшись, он осматривается. Он видит невдалеке от себя высокую ограду из колючей проволоки, за ней — знакомые очертания завода имени Калинина и стадиона «Динамо», а в углу ограды — высокий грибок поста. На площадке стоит тяжелый пулемет и около него — немецкий часовой.

«Плен… Концентрационный лагерь…»

Эта догадка мучительней той боли, что минуту назад свела судорогой тело.

Жора не помнил, сколько времени провел он в лагере. Горели раны, томила жажда, мутился рассудок. Явь переплеталась с бредом… То он видел отца, сидящего в палисаднике около их краснодарского домика, то аудиторию немецкого института. К нему подходит профессор, о чем-то спрашивает Жору… И вот уже нет профессора. Вместо него — немецкий офицер. Он грубо обыскивает карманы Жоры и несколько раз вслух повторяет его фамилию…

— Вы жили в Берлине?.. Ваш отец работал в советском торгпредстве? Вы учились в берлинском институте?.. — спрашивает немецкий офицер. И Жоре кажется, что он когда-то давно видел этого немецкого офицера…

Потом — провал в памяти, — и вот небольшая светлая комната. Жора лежит на кровати. Рядом сидит человек в белой докторской шапочке.

— Где я? Кто вы такой? — спрашивает Жора.

— Вы в больнице. Я — доктор. Молчите — вам вредно говорить.

— Почему я здесь?

— Вы ранены, — сухо отвечает доктор Булгаков, и Жора улавливает в его голосе скрытую неприязнь.

Потом доктор уходит. На его место садится сестра, молоденькая, молчаливая девушка-черкешенка. У Жоры снова начинается бред: он снова видит отца и того немецкого офицера, что обыскивал его карманы в лагере… Где он встречался с ним?

На следующее утро Жоре подают чашку какао. Потом приходит доктор и кладет на ночной столик две плитки дорогого шоколада. Жора недоуменно смотрит на Булгакова.

— Это прислали вам, — коротко говорит доктор.

— Кто?

— Не все ли равно… господин лейтенант?

— Нет, не все равно, доктор, — резко отвечает Жора. — Кто прислал? Говорите!

— Ну уж, если вам так угодно… Адъютант полковника Кристмана, шефа гестаповцев.

— Кто? — кричит Жора, приподнимается на постели, но снова бессильно падает на подушки.

— Успокойтесь. Вам нельзя волноваться.

Стиснув зубы от боли, лейтенант медленно приподнимается, хватает здоровой рукой плитки шоколада и с силой швыряет их на пол.

— К черту! — кричит он. — К черту!..

В этом крике выливается все его возмущение гнусным посягательством на неподкупное достоинство советского человека, на честь советского офицера. Только так расценивает он немецкий «подарок»…

И в ту же минуту ему кажется, что он проваливается в какую-то темную пропасть… Он теряет сознание.

Когда Жора приходит в себя, он видит над собой встревоженное лицо доктора. Но теперь в нем уже нет прежней отчужденности, Жоре кажется, что глаза Булгакова светятся теплотой и участием.

— Поймите одно, — тихо говорит доктор. — Главное: быть здоровым и сильным. Только тогда вы сможете сделать все, что сочтете нужным. Сейчас вам требуется прежде всего покой: никаких волнений, расспросов и тем более вот этаких… выходок с шоколадом…

Проходит еще четыре дня. Жора заметно поправляется. У его постели ночью дежурит сестра. Днем его часто навещает доктор. Жора пытается расспросить доктора о положении на фронте, о жизни в Краснодаре, об этом проклятом немецком офицере, но Булгаков неумолим.

— Нет. Ни слова не услышите вы от меня до тех пор, пока не поправитесь…

Жора нервничает: знакомое лицо немецкого офицера не выходит из головы. Что нужно адъютанту полковника Кристмана от него, раненого русского лейтенанта?.. И почему его перевели из лагеря в больницу?

На следующий день Булгаков приносит Жоре аккуратно свернутый пакет.

— Здесь вино, шоколад, какао, сливочное масло, сгущенное молоко. Это именно то, что вам сейчас особенно нужно. Не скрою: все это принес тот же немец. Я зайду к вам через десять минут. А вы спокойно подумайте…

Доктор быстро выходит из комнаты. А когда через четверть часа он снова возвращается к Жоре, тот лежит с закрытыми глазами.

— Вы спите? — тихо спрашивает Булгаков.

— Нет, не сплю. — В голосе Жоры доктор улавливает такое спокойствие, какое обычно бывает у человека, принявшего твердое, бесповоротное решение. — Я не сплю. Я просто очень устал. Мне хочется отдохнуть. Я попытаюсь уснуть. Только попрошу вас, доктор: унесите отсюда этот сверток…