Записки питерского бухарца

Голиб Саидов

© Голиб Саидов, 2015

© Голиб Саидов, дизайн обложки, 2015

Редактор Голиб Саидов

Корректор Голиб Саидов

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Бухара, 1981 г. Фото из личного архива автора.

Я не повар, и не писатель,

Я не русский, и не узбек

Просто, я наивный мечтатель,

Раньше срока явившись на свет,.

Не усвоил суровых законов,

По которым живёт большинство,

И летаю «белой вороной»,

Всех смущая вокруг давно.

Полу-грамотный, полу-учёный,

Полу-верующий атеист.

Чуть обрезанный, чуть крещённый,

Полу-мистик и полу-буддист.

И порою мне очень неловко,

От того, что я стал нелюдим

Словно, некий изгой, полукровка,

По ошибке попав вдруг к чужим.

Что, прожив столько лет на свете,

Я свободой всегда дорожил.

Что, любя всех людей на планете,

На «своих» и «чужих» не делил.

И себя, предавая Богу,

Музе высших – божественных – сфер,

Поскитаюсь ещё немного,

Как отверженный Агасфер

И неслышно уйду. И молиться

Стану ночи и дни напролёт,

Чтобы вновь в этот мир возвратиться,

Когда время моё подойдёт.

Выемщик писем

– Чем три месяца дурака валять, пусть поработает немного и поймёт – что значит добывать деньги собственным трудом – принял мудрое решение отец, едва я закончил 8-ой класс.

– Ну что, надеюсь, сработаемся? – подмигнул мне напарник, решив, что особых проблем со школьником-сопляком у него возникнуть не должно.

В ответ мне оставалось только дружески улыбнуться и поспешно кивнуть головой. Наутро предстоял мой самый первый рабочий день.

«Выемка писем производится два раза в день:

с 9 до 12 – утром, с 16 до 19 – вечером. Кроме сб. и вс.»

– гласила надпись на стандартном почтовом ящике советских времён начала 70-х годов прошлого столетия.

На весь город, условно поделённый на два района, приходилось не более ста почтовых ящиков.

– Утром пройдёмся по первому району, а после обеда – обнесём второй, понял? – коротко просветил меня мой старший и более опытный товарищ, едва я расположился в уютной кабине «ЕРАЗа», прижимая к себе мешок для выемки писем. И, заметив моё недоумение, улыбнулся: – Успокойся, поработаешь немного и всё поймёшь…

Ежедневно предприимчивый водитель выкраивал почти три часа рабочего времени для своих левых «халтур». Высадив меня возле Ляби-хауза и угостив самсой и мороженым, он исчезал в неизвестном направлении, а ближе к вечеру забирал обратно, по пути на главпочтамт. Таким образом, консенсус на некоторое время был достигнут.

Ещё через пару недель совместной работы, напарник решил совсем упростить нашу схему, останавливаясь не у каждого почтового ящика, а через раз.

– Ничего страшного, – заверил он меня, – завтра пройдёмся наоборот.

Терпение советского школьника лопнуло и я, демонстративно хлопнув дверью, пошёл пешком. Товарищ опешил от подобного демарша. Казённая машина была совершенно новенькой и неприятностей по работе ему явно не хотелось.

– Ну, хорошо, хорошо… – стиснув зубы и вымучив улыбку, капитулировал водитель, приглашая меня назад, в кабину. – Садись, чёртов «Качан Джакыпов»! Заберём твои дурацкие письма. Все!

…На следующий день, я сидел у Ляби-хауза, уплетая за обе щёки бесподобный кавурма-лагман, который умели готовить вкусно только здесь. На десерт меня ждало шоколадное мороженое, а сквозь нагрудной карман белой «финки-безрукавки», весело просвечивал жёлтый рубль, согревая моё сердце самой первой в жизни взяткой.

Винзавод

Реальная жизнь, порой, жалеет детскую психику, обнажая себя постепенно и очень осторожно.

На винный завод я пришёл после 9-го класса, слегка подкованный и имеющий уже представление о взятке. Теперь же, предстояло узнать немного и о воровстве.

Огромный цех розлива, с шестью конвейерными линиями, вдоль которых стройными «солдатиками» неслись бутылки с различной жидкостью, произвёл на меня должное впечатление. Мне поручен был ответственный участок, на котором выбраковывались бутылки со случайно попавшимися насекомыми, с мутным непонятным оттенком, недолив или бутылки, с плохо завинченной пробкой.