Записки полуэмигранта. В ад по рабочей визе

Теперь, по прошествии времени, я хорошо понимаю, почему между мной и Наташей так и не сложилось сердечного взаимопонимания. Дело в том, что во времена моей молодости, работая по музыкальной части, я хлебнул достаточно много известности и успеха, в местных, конечно, масштабах. Работал на танцверандах, в ресторанах, организатором ВИА на крупных предприятиях. Уже перешагнув за тридцать и работая научным сотрудником в крупном НИИ, я был самой яркой музыкальной звёздой в местной, не самой плохой самодеятельности, курируемой непосредственно из горкома КПСС. Слушать мои песни всегда набивался полный зал народа. Женщины из многих лабораторий рвались ко мне за кулисы на репетицию, а я постоянно делал тайну из своего репертуара и объявлял свои песни сам, непосредственно уже на сцене. Мне поклонялись. Я благосклонно выбирал. По всему огромному НИИ носились сплетни о том, с кем я порвал отношения на прошлой неделе, и кто теперь моя очередная фаворитка. Я привык купаться в лучах славы и обожания, пусть даже в местном масштабе. Привыкнуть к этому очень легко, а вот отвыкнуть — почти невозможно.

Но вот я переехал в Москву, оставив свою скромную славу в Рязани, и пришли роковые дни, когда я на своей шкуре испытал всю правду слов пророческой песни Андрея Макаревича:

Другое время — другие дела.

Всё, что горело, догорело дотла.

Всё, что летало, камнем тянет на дно,И никому нет дела, кем он был давным-давно!

Моя столичная супруга никогда не смотрела на меня с обожанием, как смотрели до неё многие женщины, порой ждавшие своей очереди на мою благосклонность не один месяц, а я уже напрочь отвык от других взглядов. Увы, для моей обретённой в столице жены я был всего лишь отвратительно одетым и неотёсанным провинциалом-оборванцем, которому сделали милость, приютив у себя дома и предоставив заветную московскую прописку. Мне не повезло. У моей столичной жены не было никакого слуха, и поэтому она ни минуты не помышляла о том, чтобы восторгаться своим супругом, его талантами и прочей гениальностью. Ей и в голову не приходило взять все таланты мужа на учёт, записывать и декламировать тексты его песен, раскачиваясь в такт и пританцовывая, как это делают иные жёны-поклонницы талантов своих мужей… Или освоить азы звукооператорской работы и помогать мужу записывать старые и новые песни в той самой злополучной, так и не состоявшейся студии. Ей вообще было не интересно жить интересами своего супруга. Но к сожалению, и свои собственные интересы у Наташи были вялые и не отчётливые. Она окончила художественную школу, но к кисти и краскам не прикасалась. Она окончила институт иностранных языков, но культурой англоговорящих стран не интересовалась и по-английски тоже так и не заговорила. Поэтому удовлетворённости жизнью у неё не было, ощущения состоявшейся собственной жизни тоже не было, а из жизни супруга её интересовали лишь каждодневные сплетни с работы. От такой некачественной совместной жизни мы оба испытывали одиночество, скучали, чахли и хирели день за днём.

Иногда, придя домой с работы, я вместо текущих сплетен пытался рассуждать об общих вещах — о положении в стране, политике, чрезвычайном падении общественной морали, всеобщем идиотизме и прочих абстрактных вещах, в свойственной мне критической манере, но ничего хорошего не выходило. Никогда не отсутствовавшая при моих разговорах с женой тёща безапелляционно заявляла толстым и убедительным, подчёркнуто материнским голосом: "Нехороший ты человек, Саша! Злой, неблагодарный и обожаешь всякую напраслину возводить на людей. Был бы ты хорошим и добрым ко всем людям — и они были бы к тебе хороши. Вот посмотри на меня. Я никого не обижаю — и меня никто не трогает". Супруга вторила своей матери: "Саня, ты вот большевиков ругаешь, а посмотреть на тебя — так ты тоже самый настоящий большевик! Ты всё в мире хочешь перевернуть и перекроить так как тебе надо, любой ценой, и считаешь, что только ты один прав, а остальные ни черта не смыслят. И агрессия из тебя так и прёт! Посмотри на себя — ты же похож на крысу, которую загнали в угол шваброй, и она приготовилась броситься в лицо, чтобы дорого продать свою жизнь!"