Записки Проныры

Меня поселили в жилой капсуле, такой же, в каких местные бойцы живут. Такая ячейка два на полтора и на два, со скруглёнными углами. Гамак на силовом поле, «пемзовое» кресло, «пемзовый» же откидной столик — и вся обстановка. Но можно вместо стандартной окраски стен забабахать голографическую панораму родного дома, всё больше — вид с обрыва на лес, океан или город в нежной дымке, а можно эти самые стены сделать прозрачными, переглядываться с соседями — но это уже если с той стороны тоже захотят. При желании в капсуле двери открывались не только в коридор, но и к соседу справа — соседу слева. Компанейские ребята, в общем.

Туда приходила Гелиора. Сидела рядом, обнимала меня, как человек — хвасталась, что у будущих девочек всё замечательно, мечтала о будущих мирных временах. Расспрашивала о человеческих порядках. Пела песенки, как канарейка, пыталась рассказывать сказки, но у меня дешифратор отказывал — фольклор и иносказания сложно переводятся. А потом мы уходили гулять. В саду или около бассейна мне нравилось больше всего. Туда приходили почти все ребята, свободные от вахт, купаться, болтать и чирикать хором. Петь на их языке я, естественно, никогда не научусь, но не пением единым они развлекаются. Чиеолийцы плавают, как дельфины, им нравится вода — ну, я тоже поплавал с ними наперегонки и понырял. Разве только Гелиора смотрела с берега — видимо, привилегированные Женщины, дабы не возбуждать страсти и драки, не купаются в обществе мужчин.

Между тем, я по этой станции прикинул, как устроен их мир. Он многоярусный, горы — ступеньками, и чиеолийцы раньше, видимо, любили селиться на верхних этажах, для хорошего обзора. А может, там им воздух больше нравится — не любят слишком высокого давления. На горных ступенях у них, видимо, озёра или, там, водопады… И растения сплошь красно-фиолетового цвета, а трава не растёт. Вместо травы — мхи или лишайник. Как-то так.

Я прожил с ними дня три. Успел перезнакомиться с персоналом; у народа прошло ощущение «по улицам слона водили» — они шарахаться и пялиться перестали. Узнал, какие чиеолийцы-пацифисты уютные, вежливые и тактичные — если не дерутся из-за женщины и гедонцев на горизонте нет.

А на третий день привезли Посредника.

Понимаете, ребята, я уже совсем не ждал ничего дурного. Я же вместе с чиеолийцами ел выделения Посредников и совершенно нормально себя чувствовал. Если там и было что-то, не очень для меня пригодное, биоблокада это что-то легко отстреливала. В остальном — вполне нормальная пища, чтоб не сказать — вкусная. И я давно свыкся с мыслью, что Гелиоре нужен Посредник, чтобы произвести на свет детей… Так свыкся, что перестал задумываться о частностях.

И совершенно напрасно.

Гелиора всё нарисовала довольно точно. Точнее, чем всем нам, мейнцам, тогда показалось.

Во-первых, представьте себе, Посредник — это червяк. Или гусеница. Длиной в половину моего роста — и толщиной почти в обхват. Жёлтого цвета в коричневую крапинку. Мохнатая, но не целиком: те сегменты, где ножки — гладкие, как пластмасса, а ножки — две пары у головы, две пары у хвоста. Маленькие. Хвостик пикой вверх торчит. А голова — с серьёзной челюстью, которой можно, по-моему, и жевать, и откусывать, и с парой громадных фасеточных глаз. А над глазами — чубчик. Как помпон.

Во-вторых, те самые выделения Посредников, о которых всё это время шла речь, выделяются в два таких… пузыря, что ли, около головы. И на пузырях есть какие-то клапаны, из которых это дело, собственно, и можно забрать, если знать, как подойти к процессу. Но надо быть профи — всё равно, что корову доить, только экстремальнее, на мой взгляд.

Что оно такое, эти выделения — я не понял. Но уж не мёд.

А в-третьих, создание это, оно — ручное. Домашнее. Чиеолийцы могут его трогать, чесать эти мохнатые бока — и ему явно нравится. И им нравится: Гелиора присела на корточки, тёрлась лицом об червякову голову и гладила его за глазами. Как щенка.

Всё-таки, мне было здорово не по себе.

Я понимал: это Посредник, главное сельскохозяйственное животное Чиеолы. В этих его выделениях ничего ужасного нет; в конце концов, мёд — это тоже не амброзия, а пчелиная отрыжка. Ничего — едим. Любовь или нелюбовь к громадным мохнатым червякам — дело привычки и менталитета. Чем его кормить — мы на Мейне придумаем, тем более, что Фиолетовый сказал: червяк универсальный, особая порода для пионеров Простора. Ест практически всё.

Безвредный полезный зверь.

Только меня от него мутило. И от его шевелящейся челюсти было неприятно точно так же, как чиеолийцам — от моих зубов. Небось, и палец откусит, если недосмотришь.

А Гелиора гладила мою руку и щебетала:

— Ты посмотри, какой хорошенький! Пусечка, лапусечка, дусечка! — видимо, по смыслу какие-то девчоночьи междометия, голое восхищение пополам с умилением. И на Фиолетового обрушила целый водопад благодарностей. — Ах, командир, какая прекрасная порода! Что-то исключительное, я таких только на открытках видела! Я так рада, я так благодарна!

И Фиолетовый, благодушно потирая кончики пальцев, клекотал в ответ: