Записки психиатра

Больной было назначено лечение. Под влиянием малых доз брома, теплых ванн, душей, прогулок на свежем воздухе она стала хорошо спать.

Однако главным в ее лечении должна была явиться трудовая терапия – лечение творческим, осмысленным трудом.

Я начала подыскивать подходящее занятие. Мне припомнилось, с каким сожалением она рассказывала о своих неиспользованных артистических способностях, и я предложила ей организовать среди больных драматический кружок. Она взялась за дело робко, неуверенно. Но постепенно увлеклась, проявила вкус и хорошие организаторские способности. С ее помощью были поставлены два отрывка из пьес Островского. Она переписывала роли, разучивала их с больными, руководила установкой декораций. Ее лицо оживилось, в глазах светилась радость.

Кто бывал на театральных представлениях среди больных психиатрической лечебницы, тот знает, какие это благодарные слушатели, с искренними эмоциями. Когда моя больная играла веселые роли, это вызывало у зрителей бурю восторга.

Жена профессора переродилась. Она ощутила радость творческого труда. Труд и лечение вели ее к здоровью. Она была в хорошем настроении, свободно ходила, припадки прекратились.

Профессор очень интересовался здоровьем жены и присылал много писем и телеграмм.

Трудно передать те слова благодарности, которыми осыпал меня профессор, когда он увозил жену из больницы. И совсем уже не описать тех упреков, полных желчи и горечи, которые он высказал мне в письме через три месяца.

Он потерял последнюю надежду. Жена снова отказывалась ходить.

В моем подробном ответе я напомнила профессору о советах. Он забыл, что нельзя покоряться любому капризу жены, что надо заставлять ее двигаться, работать и, главное, воспитывать себя, делать усилия.

Следующее письмо от него было спокойное, хотя и мрачное. Он писал: «Все-таки, доктор, жена – тяжелобольной, человек, а вы советуете относиться к ней, как к здоровой. Разве это можно? Если бы вы отнеслись к ней, как к больной, она бы давно выздоровела».

Я представила себе эту женщину – «трагический» взгляд ее светлых глаз, эффектную позу «умирающей». И мне припомнилась одна мамаша, написавшая на меня жалобу:

«Я поместила в одну из лучших московских больниц своего единственного сына, для которого готова умереть. Доктор сначала лечил его, а затем заставил работать. Вместо лечения и отдыха, что совершенно необходимо моему мальчику, он растрачивает свою и без того слабую энергию на выпиливание каких-то карнизов. Его даже заставляют вязать салфетки! Во-первых, он – не женщина! Во-вторых, я, мать, протестую против такого лечения!»

Все же верилось, что рано или поздно жена профессора будет здорова. Я попыталась еще раз встретиться с моей бывшей пациенткой, но муж увез ее в другой город.

Барчуки

Одна почтенная мамаша привела ко мне на прием свою семнадцатилетнюю дочь и сквозь слезы объявила: – У Ирочки, видимо, психическая болезнь… Недавно запустила в меня чашкой. Исключили из комсомола. Ведет себя как-то непонятно… А чего ей не хватает?

Я занялась Ирочкой. Выяснила: воспитывается она в условиях, где все к ее услугам. Отец – известный химик – редко видит дочь, но, компенсируя свое отцовское невнимание, приносит ей подарки и оставляет деньги на развлечения. Ирочке никогда ни в чем не отказывали, давали полный простор развитию ее самолюбия, необузданных влечений.

Ира слишком рано проявила интерес к туалетам. У нее, как сказала мне мать, был «тонкий природный вкус» к нарядам. Но мать не замечала одного важного обстоятельства: у ее дочери полностью отсутствовал вкус к труду. Ирочке постоянно требовались накрахмаленные платья, выглаженные ленты, но сама стирать свои наряды она не желала. А родителям и в голову не приходило заставить дочь что-либо для себя сделать, обслуживать себя. Все делалось руками матери, «лишь бы Ирочка не нервничала».

Как и следовало ожидать, в школе девочка столкнулась с коллективом, с необходимостью владеть собой, считаться с чужим мнением. Естественно, что у плохо воспитанной Иры возникли конфликты с учителями и сверстниками.

Дальше в лес – больше дров. Ее начал тяготить школьный режим, требующий постоянной работы над собой. Она стала получать двойки. Мать обвинила школу, учителей: «плохо воспитывают», «слабо учат».

Иру потянуло к внешкольным подругам, к таким, которым матери разрешают поздно приходить домой. Через новых подруг она познакомилась с мальчиками. Наконец, перестала посещать школу. Однажды ее не пустили на вечеринку. С ней сделался нервный припадок, и она бросила в мать чашкой. Нередки стали у нее истерики, слезы.

Рассказав мне обо всем этом, мать вышла из кабинета. Я осталась с больной наедине.

– Ира! Как ты дошла до такого поступка?

Она заплакала.

– Я стала нервной. И потому бросила…

– Но ты могла поранить мать. Разве это допустимо?

– Нет, я ее в плечо. А почему мать довела меня до этого? Папе некогда, а она…

– Что она?..

– Она никогда прежде меня не останавливала… А теперь я иначе не могу.

Ира рассказала мне историю своей жизни.