Записки репортера

Езжайте попейте с шахтерами самогонки, они вам расскажут популярную версию: забастовку устроил КГБ, чтоб свалить Горбачева. Смешно? Поднимите материалы пленума обкома КПСС (не забыли еще, что это такое?).

Там черным по белому было написано: «Угольная промышленность Кузбасса на грани остановки из-за громадных остатков угля на складах».

Запаса было 12 миллионов тонн – столько весь Кузбасс добывал за месяц! Железная дорога не в состоянии была это вывезти, хотя ее никто тогда не перекрывал. Да и некуда было везти. Госзаказ ведь был только на треть добычи. Продать излишки? Ага, и сесть к теневикам в камеру. Бизнес ведь был делом подсудным. Себестоимость была вдвое выше оптовой цены, ну и прочий бред. А уголь, он не может лежать бесконечно – начинает потихоньку гореть… То есть забастовка была единственным способом избежать страшного кризиса. Промедление было смерти подобно. Немедленно остановить шахты и чем-то занять, развлечь шахтеров! Другого выхода просто не было.

И кто-то на этот выход указал.

Может, это был начальник КГБ Крючков. А может, простой снабженец, который украл ящик казенного мыла.

Не думайте про мыло свысока. На архивных пленках остался счастливый голос министра угольной промышленности Щадова, который выходил к шахтерам на площадь после телефонных звонков в ЦК и объявлял радостные новости:

– Москва разрешила увеличить нормы выдачи мыла!

– Ура-а-а! – отвечала счастливая площадь.

Потом опять министр выходит:

– Дефициту пришлют вам!

А после, заметьте, на стену вешается ружье, в 89-м. Его вешает один железнодорожник, который для этого залезает на трибуну:

– Я хочу, чтоб вы знали: мы можем не только станцию, но и всю дорогу остановить!

– На надо! – орали шахтеры – тогда.

– Вот и я думаю, не надо, – соглашается железнодорожник и уходит. – Но вы на всякий случай знайте, что мы с вами.

Момент очень важный. Тут мы видим, что вдумчивые аналитики сделали вывод и технологию раскола рабочего движения освоили. Сделали это так: подняли железнодорожный тариф за перевозку угля. Какая уж теперь дружба и солидарность! Возить уголь – шахтерам разорительно, один убыток…

Причем, заметьте, тариф касается только русского угля. А польский можно везти по дешевке. Как это изящно! Получается: ну-ну, бастуйте. На свою голову. А мы полякам денег дадим.

Ну хотя бы ради этого – стоило же в 89-м дать секретное указание насчет учебно-боевой забастовки? Не один же я в архивах копался…

Вот еще любопытный архивный матерьяльчик. Он про шахтерскую мечту о близком счастье. Которое добывалось одним росчерком кремлевского пера.

«Союз не может прокормить Кузбасс в обмен на его уголь и металл… дайте нам хотя бы 15–20 процентов этого угля и металла, то есть госзаказ порядка 80–85 процентов, и мы обменяем хоть на что-то этот металл и уголь – и у нас в Союзе, и за рубежом. Нам построят и школы, и больницы, и дворцы спорта…» Наивный народ шахтеры, да? Только это не пролетарий выступал, а настоящий ученый – проректор одного сибирского вуза.

Вслед за мылом дали еды. То есть в Кузбасс стали привозить, например, колбасы столько, что ее стало можно купить! Прийти в магазин, а там свободно лежит колбаса! Чудо!

И это чудо легко совершили коммунисты.

Правда, один ящик колбасы оказался тухлый, его притащили и выставили на трибуну – только Слюньков, жалко, к тому времени ушел.

Бастовали две недели. К концу стачки завалы на складах упали до 8 миллионов тонн – спокойно можно было еще пару недель побастовать… Но пора и честь знать, и рабочих сильно баловать не хотелось.

«Люблю бастовать!»

– Мы тогда не то чтоб революцию делали, в восемьдесят девятом, а просто понравилось не ходить на работу. Экзотика! И в магазины сразу привезли консервы – болгарские, перец с курицей. Вкусные, мы помногу набирали! – Многим весело вспоминать те дни. Правда, в газетах как-то по-другому тогда про это писали, нажимали на сознательность, честь и демократизацию.

– Я тогда, конечно, ходил на площадь, мы там сидели, курили, лежали в кустах. Там митинги проводили другие люди, – рассказывает молодой шахтер Коля Петухов, который тогда был на Шевякова, а сейчас еще лучше устроился. – Верхушка там была пять, ну десять человек. А мы – просто… Мы требования выдвинули. Они все выполнили. Льготы стали платить. Был один месяц отпуск, а теперь два. Стихия! Мы получили пользу от революции. И пользуемся благами. И власть встряхнулась. Нам стали все слать.

– Что?

А дальше, прошу внимания, ключевая фраза:

– Я был сытый и мылся мылом.

Вы отдаете себе отчет в том, какой представлялась хорошая жизнь в 89-м году самым отчаянным революционерам? Но это все прошло без возврата. Все изменилось неузнаваемо, и Коля про это рассказывает дальше: