Записки сельского священника

С первого дня о. Михаил безоговорочно отмел все "обновленческие заблуждения" своего настоятеля и своей паствы. Уже несколько лет в общине служат только на современном русском языке и безмерно гордятся таким революционным преобразованием богослужения. О. Михаил стал служить только на церков-нославянском, как принято во всех храмах Русской Православ-

224

рой Церкви, и очень-очень гордился своим непоколебимым стоянием в вере апостольской, вере отеческой. "Когда батюшка служил первый раз утреню, — рассказывает его жена Татьяна Дубовицкая, — хор и настоятель наотрез отказались служить утреню и сказали о. Михаилу: «Как хотите, так и служите»". Две тысячи че-эвек, многие с солидным богословским образованием, всю дорогу шагали не в ногу, в ногу зашагал один лишь вчерашний выпу-ркник провинциальной семинарии.

Мы все время горячо уговариваем друг друга, что первейшая задача сегодняшней России — создание правового государства, но почему-то упорно забываем, что Церковь тоже непремен-i должна быть правовой, что всю нашу жизнь и деятельность в |Церкви должно регулировать каноническое право. Семьдесят лет [[коммунистического режима приучили нас, что любые законы су-ицествуют лишь на бумаге. Подлинным законом является мили-щейская дубинка и вчерашнее решение Политбюро или Священного Синода. Поэтому руководство Московской Патриархии по |йей день отметает нашу церковную Конституцию, знать не желает решения и постановления Поместного Собора 1917—1918 го-цов, ибо, по изящной формулировке патриарха Алексия II, "тот |собор проходил в совершенно иных исторических условиях".

Все вопросы, которые на свой страх и риск, вкривь и вкось ешал о. Михаил, обязан решать правящий архиерей, в данном 1учае — Патриарх. Если богослужение на современном русском языке — "советском дичке" — по церковным правилам недопустило, Патриарх должен был с самого начала, т. е. еще несколько лет яазад, раз и навсегда запретить о. Георгию подобное бесчиние. Ес-чи Патриарх не усматривает здесь нарушения канонов, если он своим указом не запретил службу на русском языке, второй свя-денник обязан безусловно подчиняться распоряжениям настоя-еля и постановлениям приходского собрания, что не лишает его зава в случае любых разногласий с настоятелем обращаться с апортом к тому же архиерею и требовать разбирательства в цер-эвном суде.

Епископ, а не второй священник, должен решать вопрос о Высоте иконостаса, о чтении вслух так называемых "тайных" мо-№тв на Литургии, об обязательной катехизации, обо всем, что от-яЁичает "левых" от "правых". Любая форма самочиния безусловно Вредна и запрещена в Церкви. За все злохудожества, за все случаи неподчинения настоятелю Патриарх должен был в первые же дни

225подвергнуть молодого жестоковыиного священника церковному взысканию. Ведь самочиние священника неизбежно порождает соблазн среди прихожан.

Чувствуя за собой мощную поддержку священноначалия, о. Михаил при всякой возможности, словом и делом, "высказывался о разномыслии" в самом негативном смысле, его девизом было классическое "Умру за единый «азъ»". Делал настоятелю замечания во время богослужений, прерывал во время проповеди, куролесил, как только мог, целенаправленно провоцируя разлад и скандал. И при этом упивался своим подвигом самоотверженной борьбы за торжество православия, один против 2000, в оплоте мерзопакостных обновленцев. Пасомые платили пастырю тою же монетой.

Значительное большинство прихожан о. Георгия и о. Александра составляют люди образованные, широко и свободно мыслящие, имена многих из них знает вся Россия. Но на войне как на войне. Вот что и как думают, говорят и пишут сторонники открытости и реформ об инакомыслящих: об о. Михаиле, обо мне и еще о нескольких тысячах священников, кто служит только на цер-ковно-славянском, кто не сломал еще в своей церкви иконостас и максимально строго руководствуется Уставом (Типиконом), т. е. о "правых" "консерваторах", "не наших": "Это стремление к замкнутости, невротическое вытеснение проблем в бессознательное с невротической их последующей рационализацией, стремление укрыться в детстве, в мифологизированной истории, нелюбовь к миру и боязнь его, ужас перед возможностью перемен, ненависть к переменам, изоляционизм и ультраконсерватизм"1.

В общине моего друга священника Виктора Потапова, настоятеля русского православного собора в Вашингтоне, каждое воскресение служат две Божественные Литургии, одну — на современном английском, другую — на церковно-славянском. В соборе великолепный многоярусный иконостас, тайные молитвы в алтаре читают тихо. О. Виктор сам строго соблюдает Типикон и всемерно поощряет к тому же клир и всех прихожан. В прошлом году, например, День благодарения, самый чтимый праздник американцев, совпал с началом Рождественского поста. "Либеральная" Американская Автокефальная Церковь разрешила своим прихожанам есть в этот день традиционную для всей Америки индейку, а о. Виктор, сославшись на Типикон, строго запретил нарушать пост. Словом, консерватор, типичнейший бурбон. Но го-