Читаем Записки сельского священника полностью

Во-вторых, если профессор располагает какими-то другими документами, неопровержимо доказывающими, что такого же рода деятельностью занимались митрополит Николай и Патриарх Алексий I, если профессор твердо убежден, что такого же рода деятельностью занимался любой другой член Священного Синода РПЦ, мне хочется горячо поблагодарить его за поддержку основной мысли всех моих статей и выступлений. В мае 1990 года, накануне Поместного Собора, избравшего на Патриарший Престол Алексия II, я писал в статье "Выборы Патриарха: на распутье или в тупике?", опубликованной вскоре в газете "Русская мысль": "Бессмысленно делить членов Синода на какие-то группы, выискивать кандидатов от аппарата, от «патриотов», от левых и правых, от каких бы то ни было общественных групп, движений и направлений. Различия между ними всеми ничуть не более существенны, чем различия между хорошо нам знакомыми членами Политбюро: Брежневым, Черненко, Сусловым, Устиновым, Гришиным, Громыко. Кого бы из тогдашних деятелей ни выбра-, ли, будь голосование на пленуме ЦК открытым или тайным, альтернативным или нет, результаты тех выборов и судьбу державы под таким водительством можно было бы с абсолютной точностью предсказать заранее. И сегодня совершенно бессмысленно гадать: кто наденет патриарший куколь? Велика ли разница между тремя последними возглавителями Русской Православной Церкви — Сергием, Алексием, Пименом? Разве что в степени владения французским языком". Когда профессор Д. Поспеловс-кий пишет, что и Патриарх Алексий доносил чекистам на брата своего, и Патриарх Пимен доносил, и все члены Священного Синода друг друга стоят, он подтверждает мои слова.

В-третьих, на Запад попали те документы, которые священнику Глебу Якунину удалось купить в 1979 году у бывшего сотрудника Совета по делам религий. Остальные документы ye подпали только потому, что в ноябре того же года кагэбэшники упрятали отца Глеба в тюрьму. Уже после приговора его навестил там высокий чин КГБ, обещавший пересмотреть дело и вдвое сократить срок, если о. Глеб поможет раскрыть хотя бы один эпизод, которым чрезвычайно заинтересованы следственные органы: где и как он раздобыл те секретные документы? Именно эти документы, как говорил о. Глеб, послужили главной причиной жестокого приговора. Выйдя из заключения, о. Глеб Якунин попросил меня передать машинописные копии тех же документов редакто-

273

ру "Гласности" СИ. Григорянцу, что я и исполнил. Когда появился сигнальный экземпляр журнала, я немедленно отвез его управляющему делами Московской Патриархии и заверил его, что если Патриархия располагает какими-то сведениями, позволяющими опровергнуть эти документы или поставить под сомнение любые излагаемые в них факты, редактор журнала готов немедленно опубликовать их без каких-либо изъятий или комментариев. Меня поблагодарили, попросили оставить журнал. Никаких опровержений или уточнений не последовало. Дней через десять из печати вышел основной тираж. Могу добавить, что потом я видел свой сигнальный экземпляр, уже изрядно потрепанный, на столе заместителя председателя СДР.

Если профессор Д. Поспеловский имел возможность много лет цитировать доклад Фурова и секретные "Справки" в своих лекциях, если он имел возможность цитировать их в своей двухтомной "Истории Русской Церкви", то лишь потому, что о. Глеб передал их на Запад, а сам сел за это в тюрьму. Никаких других документов у профессора Д. Поспеловского не было. Никакие новые документы не стали известны "диссидентам" в 1987 году, они "были заброшены" диссидентами на Запад за одиннадцать лет до избрания митрополита Алексия в Патриархи. Не верьте окружающим вас в России гэбэшникам, профессор, не цитируйте их "правдоподобные мнения", непременно оконфузитесь.

И уж совсем дико звучит вывод, который якобы следует из анализа дружеских собеседований иерарха с полковником КГБ, когда иерарх готов раскрыться перед гэбэшником словно на духу, повествует ему обо всем, как родному: "Это свидетельствует, — заявляет профессор, — о его озабоченности судьбами Церкви, а не о каком-то злостном стукачестве!". Ссылкой на благие намерения легко обелить не только миллионы советских стукачей, но и само стукачсство. А потом шантаж. А потом провокации. А потом политические убийства, геноцид. Так и Феликс Эдмундович с Лаврентием Павловичем в рыцари без страха и упрека попадут. И все, кто десятилетиями разводил чумных блох или создавал водородную бомбу, окажутся совестью человечества.

А.В. Карташев предупреждал: "Если еще за железным занавесом многое объяснимо духовной костоломкой, сокрушением воли и ясного сознания через систему грубого и утонченного террора, то бесспорным свидетельством слабости и ума и совести является принятие антихристовой СССР-овской государственности

274

Перейти на страницу:

Все книги серии История и память

Варфоломеевская ночь: событие и споры
Варфоломеевская ночь: событие и споры

Что произошло в Париже в ночь с 23 на 24 августа 1572 г.?Каждая эпоха отвечает на этот вопрос по-своему. Насколько сейчас нас могут устроить ответы, предложенные Дюма или Мериме? В книге представлены мнения ведущих отечественных и зарубежных специалистов, среди которых есть как сторонники применения достижений исторической антропологии, микроистории, психоанализа, так и историки, чьи исследования остаются в рамках традиционных методологий.Одни видят в Варфоломеевской ночи результат сложной политической интриги, другие — мощный социальный конфликт, третьи — столкновение идей, мифов и политических метафор. События дают возможность поставить своеобразный эксперимент, когда не в форме абстрактных «споров о методологии», а на конкретном примере оценивается существо различных школ и исследовательских методов современной исторической науки.Для специалистов, преподавателей, студентов и всех интересующихся историей.

Владимир Владимирович Шишкин , Дени Крузе , Мак П. Холт , Робер Десимон , Роберт Дж. Кнехт

История

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное